Под парусом в Антарктиду

Выступая по радио, я изображал уверенность и не моргнув врал, что все у нас хорошо. Но надо сказать, что настоящий интерес к нам проявляли лишь журналисты, они сами буквально охотились за нами и на основании двух-трех моих фраз делали материал. Дни мелькали, приближая нас к августу, на конец которого был запланирован вылет в Лиссабон, но денег не появлялось. Мы «шерстили» организации, предприятия и банки. На нас работали двое менеджеров, в послужном списке каждого имелись внушительные победы в прошлом, но их проекты также ничего не приносили. Марфутинские варианты явно не срабатывали. Мы находились в какой-то дыре и не могли сместиться за ее край. Валере из Николаевска-на-Амуре в деньгах также отказали, но этим беды не кончились. С каждым нашим телефонным разговором Валера явно «сдыхал» и в конце-кон-цов объявил, что он не сможет даже долететь до Москвы. Экспедиция враз оставалась без механика. Я сказал ему, чтобы он выбросил это из головы, занял деньги на перелет в Москву, а дальше я сам позабочусь о нем. Валера молчал. И тогда я услышал женский голос, это вмешалась его жена, видимо, на параллельной трубке. «Хорошо, он приедет», — сказала она. Я ликовал. Но слишком уж часто за последнее время приходилось умирать и снова оживать.

Последний удар, предназначенный, чтобы свалить меня с ног, еще не пришел. Я заметил, что все наши экспедиции больше всего страдали от высокой политики. Дважды наш выход в Атлантику совпадал с выборами Президента России, и поэтому все наши потенциальные спонсоры почти хором заявляли нам, что все свободные средства ушли на выборную компанию. На этот раз случившийся августовский обвал рубля по цепочке добрался до Торгового Дома «Смирновъ». Налоговая служба нашла дипломат с деньгами на одном из его заводов (об этом вопиющем нарушении поведал министр по налогам и сборам Борис Федоров, и это показывали три дня по всем каналам). В итоге, когда я пробился в кабинет Бориса Смирнова на Пятницкой улице, он мне ласково, как своему, сказал такое, от чего сердце мое перестало биться: «Я ничего не забыл, но ты же видишь, Георгий, что творится в стране, мои заводы закрыли, я вынужден терпеть убытки и ничего не могу сделать. Приходи перед Новым годом». Я сказал ему, что в конце декабря яхта будет на подходе к Антарктиде. На что он пожал плечами, а я не смог дальше ломать себя и попросить хотя бы НЕБОЛЬШИЕ деньги, это уже походило бы на милостыню.

За две недели до вылета я просто не знал, что делать и как спасать экспедицию. Мы явно сползали на самофинансирование, что абсолютно недостаточно в варианте больших экспедиций. Но и здесь наши возможности были несоизмеримо низкими, даже с учетом максимальной личной непритязательности. Что и говорить, трое из команды не могли внести в экспедицию ни копейки. Я написал большое количество смет по предполагаемым расходам, все время урезая первоначальные запросы. Самая последняя (под названием «тюремная») была в 18 раз меньше средней сметы и совершенно не учитывала такие пункты, как оплата за стоянки в портах, а на питание давала не более 70 центов на человека в день, и то денег на нее мы не добирали. Переломным моментом стало то, что за несколько дней до вылета Артур Чубаркин получил-таки небольшую сумму от тольяттинского «ВАЗа», а через день после этого мой друг Витя Савонин нашел для меня тысячу долларов. С учетом взносов самих участников экспедиции «тюремная» смета оказалась перекрытой на 150 долларов.

Итак, итогом московского периода стал полный провал по спонсорству. Мы не добыли то, что должна иметь любая серьезная экспедиция — средств на ее проведение. Ее финансовой базой должны были стать те крохи, которые имели сами участники экспедиции, рядовые люди нищей страны.

Единственным плюсом, вселявшим спокойствие перед стартом, была моя боевая лодка, уверенность, что я смогу ее вести и быстро обучу этому всю команду.

Глава 4. Перелет в другое измерение

«…Скорее же, скорее в путь!

Поэзия дальних странствий исчезает не по дням,

а по часам. Мы, может быть, Последние путешественники в смысле аргонавтов: на нас еще по возвращении взглянут с участием и с завистью».

И. А. Гончаров

Кандидат медицинских наук Гайкин Александр Васильевич последний раз «отрихтовал» мой позвоночник, и уже через четыре часа в аэропорту «Шереметьево-2» я прощался с провожающими меня братом Юрой, Валерой, «Полковником» и его женой Ритой.

Я шагнул за ограждение турникета, обозначающего границу страны, и оказался один на один со своей экспедицией, океанами, которые собирался пересечь, и континентами, за которыми лежала заветная Антарктида. Команда экспедиции, состоящая из почти незнакомых мне людей, уже ожидала меня в Лиссабоне, на «Урании-2».