Под парусом в Антарктиду

В то время, когда «Урания-2» успешно пересекала свои параллели в южном полушарии, сын Аркадия, пользуясь отсутствием отца, взял да и женился, за что отец, не имея возможности как-то воздействовать на ситуацию, поскольку находился в противоположном от дома полушарии, по рации обругал его всяко разно. Но поздно — свадьба в Москве угасала, а у нас тут вставал новый день. Но депрессия Аркадия была вызвана, в основном, невозможностью напечатать фото в Мар-дель-Плате, свадьба просто была последней каплей. Но вскоре после того, как он сделал несколько, на его взгляд, удачных снимков природы, закатов, он воспрял духом, заулыбался и начал шутить и вроде бы сам выбрался из этой тяжелой ситуации. Он без лишних слов приготовил несколько обедов за нас с Иваном, что мы, несомненно, высоко оценили. Конечно же, мы с Иваном были по горло заняты, Иван оставался по совместительству радистом и электриком, а я, кроме своей вахты, курировал все остальное. Это было так. Но в действительности и я, и Иван больше всего на свете не любили готовить, хотя, в отличие от меня, Иван в этом деле мог утереть нос даже Макаревичу.

Действительно, океан менялся по мере того, как мы спускались к югу. У нас почти не было других составляющих курса, кроме южной. Резкое «взросление» команды произошло у Мар-дель-Платы, того места, где Южный океан дважды показал нам зубы, и мы увидели, что может быть с нами, когда первый раз за 40 секунд были серьезно порваны два паруса, а через час и третий, и за сутки нас отбросило назад на 180 миль. Во второй раз, примерно там же, натерпелись не меньше. Да и сама стоянка в Мар-дель-Плате была достаточно суровой по погодным условиям. Дальше мы пошли, учитывая этот печальный опыт, и нам это, конечно же, помогало: мы легче стали решать вопросы выживания в штормах, и настал тот день, когда в крепком встречном дутье, поставив штормовой стаксель и привязав аварийный румпель накоротко к кнехту, мы ВСЕ ушли вниз в кают-компанию, обедали там, даже выпили вина, в то время как «Урания-2» удачно сопротивлялась ветру, не дрейфуя бездарно, как раньше, и не теряла высоты. Мы пели под гитару и время от времени выглядывали наружу посмотреть на буйство стихии. Причем, когда ветер стал отходить, «Урания-2» сама пошла за ним, тем самым приближаясь к наилучшему курсу.

Как всегда, когда на улице тихая погода, мы получили штормовое предупреждение от юго-запада. На траверсе в пятидесяти милях был залив Сан-Хосе, и я полез в Лоцию и вычитал, что там скорость приливно-от-ливных течений до восьми узлов, а глубины якорных стоянок за 20 метров. Уж лучше болтаться в море, тем более что аргентинцы могли ошибиться с ветром градусов на тридцать в любую сторону, а нам, наглым, этого бы хватило, чтобы лететь почти по курсу.

Пятнадцатичасовое ожидание юго-западного ветра сменилось предчувствием, что все будет хорошо. Когда молнии громыхали справа и слева и «Урания-2» два часа неслась, протыкая все эти тучи, и вырвалась из этого района, Аркадий стоял на руле, я время от времени высовывался, и мы перекрикивались с ним. Так вот, хорошее предчувствие кончилось тем, что Иван принял новый прогноз, в котором от юго-западного ветра даже и запаха не было! Новый прогноз обещал северо-восток докрутить до юго-востока. Я не мог надеяться даже на южный, а юго-восток в нашей ситуации был действительно царским подарком. В это время наступила ночь, а ветер пошел к шторму, и мы летели через ливневое пространство, освещаемое паутинами молний. Иван ругался в рубке, где электрические разряды стирали картинку погоды на компьютере. Гремело и выло уже так, как грохочет пролетающий над головой истребитель, я даже задрал голову в поисках самолета, а потом понял, что это ветер прорвался в трубу гика бизани и гудел над головой. А моря такого я сроду не видел: белые барашки фосфоресцируют так, что отбрасывают свет на паруса, нижняя часть их буквально горит. Белые черточки пены видны в ночи до горизонта, а сама вода мутная, бурая.

Утреннее солнце освещает посеревшее, осунувшееся лицо Валеры. Ветер лютует, яхта летит под одним штормовым стакселем и зарифленной бизанью. Волна неправдоподобно могучая, в белых гребнях и водяной дымке от ветра.

Этой ночью я первый раз увидел Южный Крест. Две пронзительно яркие звезды показывали направление на него, а он сам был выразительным, даже магическим; стоило только увидеть его, как ты переносился во времена тьмы, штормов и клиперов, и над тобой было то же небо и море, которое хотело тебя погубить. Валера подползает к вантам и пытается справить малую нужду. Я с сомнением смотрю на это, потому как знаю, что при таком ветре ни одна капля не достигнет воды, а, едва возникнув, сразу же превратится в невидимую пыль и улетит в небо. Валера, похоже, убедился в этом сам и усталым движением руки проводит по мокрому лицу.