Под перекрёстным огнём. Том 2

Мы завалились на пол и началась самая настоящая драма под названием «вольная борьба». Или греко-римская, я по борьбе не спец. Конечно, если бы она сопротивлялась всерьёз, она бы меня убила — это она умеет. Но делать этого не хотела, окончательно контроль не теряла, а я и не давил по максимуму — жить-то хочется! А без моего убийства шансов у неё не было никаких. Я — астероид, несущийся на маленький кораблик. Меня можно взорвать, но нельзя остановить. Я сильнее, я тяжелее её. И упрямее. В любом случае, я готов был идти до конца, а она нет, потому итогом наших всех взаимных синяков и пары порезов, нанесённых для острастки, и её порванной блузки стало то, что я подмял её под себя, зафиксировав руки.

— Дурочка! Не сопротивляйся! — прошептал ей в лицо.

— Хуан, не надо!

Опала, из глаз её полились слёзы. Я же окончательно отпустил руки и принялся целовать ей лицо и шею.

В этот момент дверь, наконец, поддалась, и в аудиторию влетели все семь моих добровольных защитниц. Влетели и остановились, остолбенев от увиденной картины — она в разорванной блузке лежит на полу, я рядом с ней, покрывая её поцелуями. Картина Репина «Не ждали».

— Вон! — отвлёкся я и указал им на дверь. — Пошли вон!

— Вот!.. — ёмко выразилась Марта, после чего все лишние зрители (а тут все зрители — лишние) быстро ретировались, осторожно прикрыв дверь.

Я поднялся, взяв сеньориту на руки. Тяжёлая, лошадка! Еле поднял! Усадил назад на стол. Аккуратно скинул с её плеч китель.

— Свет, в психологии есть такой приём. Когда кто-то «виснет» на некой идее, когда его на ней «клинит», ты понимаешь, о чём я, его приводят в чувство с помощью шоковой терапии. Слышала про такое?

Кивок — слышала.

— Ты нужна мне, Свет, — продолжал я раздевать её, скинув и многострадальную блузку. — Ты на грани срыва. И если грань перешагнёшь, они тебя утилизируют, невзирая на все предыдущие заслуги. Понимаешь?

Снова кивок.

— Я не хочу, чтоб они тебя утилизировали! — грозно зарычал я. Она обречённо вжала голову в плечи. — Ты — моя! Я тебя защищаю, я за тебя отвечаю! Хочешь ты этого или нет!

А теперь, для закрепления, взять её голову в ладони и приблизить глаза к её глазам. А волосы у неё тоже ничего — мягкие, приятные…

— Ты нужна мне, Свет, — прошептал я. — Ты нужна всем нам.

— Хуа-ан, я…

Палец на её губы. Помолчи, детка. Не сейчас.

Продолжаем. Руки мои спустились ниже, тренированные пальцы расстегнули и стащили лиф. В сторону! Полежи пока на полу. Кстати, лиф непрозрачный, а такие заводят не по детски. Почему — не знаю, чистая психология. Теперь ремень брюк. И молнию… Так, не спешить! К чёрту, успею. Притянуть её к себе, нежно обнять. И снова поцелуи.

…Она не сопротивлялась — полностью капитулировала. Только плакала. Много плакала, слёзы лились из неё ручьём.

— Не надо так ненавидеть, девочка! — продолжал нашёптывать я на ушко. — Ненависть — это дорога в ад, дорога в один конец. Отпусти их, кто погиб тогда с тобой. Их не вернёшь, а ты должна жить. Они погибли, чтобы ты жила! Не подводи их, прекрати свою войну!..

А теперь в атаку, не давая ей успокоиться. Шок — он на то и шок. И шокировать сексом ничуть не хуже любого другого способа водействия. Главное, быть нежным — она должна вспомнить, что она — женщина, а не терминатор… И я был нежным.

Я был ОЧЕНЬ нежным. Таким до сего момента не был никогда и ни с кем. Мы уже давным-давно были без одежды, а я заводил и заводил её, не останавливаясь и не переходя к завершающей стадии. Света так стонала… Господи, у неё после Марса вообще мужики были? Или для такого киборга-убийцы это не обязательно? В любом случае, я пробудил в ней женщину, у меня получилось. И судя по реакции, был её первым. Не в физическом смысле, а психологически — первым, кто разбудил в ней её, а не просто сунул и ушёл, как это обычно происходит в ночных клубах и других подобных злачных местах.

Она не сопротивлялась. Но я чувствовал — не надо спешить. Нельзя. Не сейчас. Чувствовал, как внутри неё что-то противится близости со мной. Нет, мысленно она давно отдалась… Но какая-то червоточинка держала, из последних сил не давала прыгнуть в омут и самой разложить меня на этом столе. Наверное, у меня были хорошие учителя, а я — прилежный ученик, потому, как Хуан, которого я знал какой-то год назад, никогда бы не заметил подобное в сеньорите и давно бы закончил эту спецоперацию. А я всё не мог и не мог решиться. Она не будет меня ненавидеть… Но всё равно не мог

— В чём дело, Свет? — наконец, спросил я её. Она не стала ломаться.

— Хуан, я не смогу смотреть ей в глаза. Пожалуйста, отпусти!..

Вот тебе и приплыли.

«Отпусти». Я не насиловал, в смысле, не принуждал. И если бы завершил процесс, никто и никогда бы не обвинил меня…

…Но ей было бы стыдно смотреть в глаза Бэль. Той, кого считает своей воспитанницей, ученицей. И пусть меня бы никогда не обвинила…

…Но я не хочу, чтобы эта чёрная кошка осталась между нами на всю жизнь. Нет, закругляемся!