– Ну уж нет! – Анфиса выдохнула и кивнула в сторону зала. – Нас теперь двое против одного. Я ему устрою ответный фильм ужасов.
***
Канун нового года ознаменовался для Бровкина огромным штрафом. Анфисе даже выдумывать ничего не пришлось: нарушений нашлась целая прорва. Вместе с Гульфинур они составили акт проверки и довольные уехали в Казань.
– Приходите к нам встречать Новый год, – предложила Гульфинур, когда они подъехали к конторе. – У нас никого не будет. Только мы с мужем, дети, свёкры и мои родители.
– Ну да, почти никого, – Анфиса поджала губы.
– Не будете же вы в праздник сидеть одна, – Гульфинур казалась не на шутку встревоженной.
– Зачем я вам? Я же чужая, стесню вас, – Колымага нахмурилась. Для неё одиночество было куда желаннее, чем неловкое молчание в кругу незнакомых людей.
– Какая же вы мне чужая? Мы же спали в одной кровати! – Гульфинур засмеялась.
***
В квартире Ивановых пахло праздником. Именно такой запах помнила Анфиса из детства, когда родители приглашали в дом гостей. Любимый, давно забытый аромат радости, заботы и уюта.
– Вот, это наш татарский бэлеш с уткой, – Гульфинур указала на огромный круглый пирог в центре стола. – Вот – «подшуба», вот – «Оливье». А вот, – она обвела рукой собравшихся, – наша семья.
Анфиса заставила себя улыбнуться. Семь лет после университета она посвятила работе. Работа составила ей молчаливую компанию, когда любимый человек предпочёл другую девушку. Работа ждала по утрам, готовая бесчисленными письмами и документами утереть слёзы, когда умерла мать. Она не злилась, когда поздно вечером Анфиса уходила, потому что частенько сопровождала инспектора домой, сидя в сумке под видом пухлой папки. А ещё работа давала признание. Конечно, никто не рукоплескал Анфисе, и вся суть сводилась к самопризнанию. Но Колымагу это устраивало. Природа нуждалась в ней. И она была готова в одиночку защищать недра Земли вопреки «всеобщей беспросветной коррумпированности».
– Я ведь люблю природу! – сетовала Анфиса на бывших коллег. – А им лишь бы взятки!
Было уже далеко за полночь. Дети, утомлённые долгим ожиданием боя Курантов, а после – перевозбуждённые подарками, уснули. Свёкры и родители уехали. За полупустым столом остались сидеть Гульфинур с мужем Ильёй и сама Анфиса. За душевной беседой на полутонах они перешли на «ты». Еле слышным фоном из телевизора пел Киркоров. А на ёлку, всё ещё мигавшую гирляндами, никто не смотрел.
– Это не правда, Анфиса, – Илья покачал головой. – Нет в России человека, который бы не любил природу. Вот ты сама из Ростова. Думаешь, у вас есть кто-то равнодушный к Дону? А Волгу видела? Тут, под стенами Кремля протекает. А в Камском Устье как она разливается! Сорок километров между берегами! Разве можно не любить это? А то, что людям деньги нужны, так это правда! Недра в рот не положишь, удовлетворение от работы зимой не согреет.
– А как же совесть, Илья? – Анфиса направила в рот кусок бэлеша. Даже холодный, с загустевшим бульоном, он таял во рту. – Что детям говорить? Вот, Петенька, эта печенька стоила твоему папе затопления поймы реки у села Пупиньки. А вот эта конфетка – обвала песчаного карьера. Там умерла коровка, потому что не было ограждения. Но это не страшно. Главное, что мы сыты!
– Ты слишком категоричная, – возразил Илья. – И я тебя раскусил. Ты своими высокопарными речами о природе просто прикрываешься. Скажи-ка, ты кого-нибудь любишь? Из людей.
– Не спорьте, – вмешалась Гульфинур, с упрёком взглянув на мужа: как бы не обидел гостью. – Новый год же!
– Как у тебя это получается, Гульфинур? – спросила Анфиса. – Как ты можешь быть такой доброй? Илья прав: я никого не люблю! А как себя заставить?
– Не надо заставлять, – улыбнулась Гульфинур. – Выйдешь замуж, родишь детей. Их ты не сможешь не любить. Так и начнётся…
Всю ночь сидели Ивановы с гостьей. Анфиса впервые за многие годы плакала, смеялась и снова плакала. А утром она проснулась на диване рядом с неубранным столом. В детстве она мечтала о таком: чтобы неумытой, пока все домашние спят, схватить большую ложку и пройтись по всем салатам. Но строгий отец запрещал ложиться спать, пока еду не уберут в холодильник и не вымоют посуду. И вот, пожалуйста! Садись и ешь. Но без хозяев дома не хотелось.
Анфиса потянулась и огляделась. Атмосфера отшумевшего праздника чувствовалась во всём: за заиндевевшим окном бесшумно кружил снег; в тишине квартиры слышалось мерное тикание часов на стене; разноцветные гирлянды на ёлке были погашены. Сейчас она встанет и вернётся в свою одинокую жизнь. Но что-то сковало движение ног. Только тут Анфиса заметила тёплое одеяло, которым была укрыта по грудь. Она живо представила, как Гульфинур и Илья на цыпочках ходят по дому, приносят одеяло и тихонько выходят из комнаты, прикрыв за собой дверь. На губах девушки мелькнула благодарная улыбка. И чувство нового, хрупкого счастья уютно устроилось в душе.
«Наверно, это и есть любовь», – подумала она.