Под покровом ночи

Свадьба его страшит. Он смертельно боится Лорана — этот храбрец, с простым ножом напавший на горного льва! Он дрожит от одной мысли, что кто-то угрожает лишить его жизни! Он запирается дома и никого не принимает. Он совершенно забрасывает общение с друзьями-спортсменами. Затем нанимает Герсо, превращая его в своего доверенного слугу, и больше никто к нему не допускается. Герсо будет писать за него письма, потому что хозяин повредил руку и даже писать не может. — Банколен с усмешкой поднял пачку фотографий. — Посмотрите на них, господа, вы их уже видели. Это фотографии Салиньи, когда он занимается разными видами спорта. И надеюсь, вы заметили, что в каждом случае он пользуется правой рукой теннисная ракетка, рапира всегда в его правой руке. Теперь же, по возвращении, он не может писать, не может фехтовать, играть в теннис, потому что повредил руку. Поразительно! Ведь он повредил себе левую руку!

Всего одна неделя, проведенная в Вене, одарила его таким совершенным знанием английского! Американец Голтон клянется, что он говорит на нем превосходно! Он перестает притворяться добродетельным и со страстью отдается в объятия… — тут Банколен тактично взглянул на меня, — молодой леди, над которой до этого насмехался. Начинает цитировать ей По, Суинберна и Бодлера…

У меня вырвалось:

— И это он принес ей «Алису», она сказала мне!

— О да! Отказавшись от всех предложений заняться спортом, теперь он стал коллекционером книг. Вскоре мы подойдем к этому. Но у нашего приспособленца есть свои привычки, о которых никто не подозревает. Обнаружено, что он курил опиум, и мы с удивлением узнаем, что он занимался этим уже больше года. Другими словами, он курил опиум в то самое время, год назад, когда победил в Уимблдоне самого выдающегося в мире теннисиста. Приходится думать, что после напряженного поединка на рапирах он ищет отдыха за трубкой с опиумом, а на следующее утро встречается на ринге с месье Карпентье!

Банколен сокрушенно покачал головой.

— Жизнь человека, господа, как и его характер, часто обнаруживает множество несоответствий, но я склонен полагать, что сам Мюнхгаузен возопил бы от такой сказки. Вследствие своих наблюдений я более внимательно стал всматриваться в причину этих изменений. Я изучал не только новый круг его друзей. Он, например, приглашал сюда на обед людей, с кем до этого не встречался, и внезапно установил дружеские отношения со своим адвокатом, которого очень мало знал. Но я обратил внимание и на некие видимые свидетельства, которые, что называется, лежали рядом. Лоран, говорит он, написал ему письмо. Он принес его мне, находясь в страшной тревоге, — человек, который одним мощным ударом мог послать Лорана в глубокий нокаут. Хорошо! Письмо написано почерком Лорана. У нас в деле имеются образцы его почерка. Мы сравнили их. Мы взяли его новую записку, измерив все росчерки линейкой в несколько дюймов длиной. Затем мы увеличили ее и сравнили наклон с подлинными образцами его почерка, таким же образом измерили все углы между линиями. Они были идентичны. Любая подделка тут же обнаружилась бы.

Однако микроскоп обнаружил легкие колебания — не ту нерешительность подлога, но определенные симптомы нервной нестабильности, причиненной организму наркотиками. Сравнение с образцами почерка наркоманов показывают нам со всей определенностью, как сказал мне начальник нашей лаборатории, что этот наркотик был опиумом.

Молчание нарушил Килар.

— И вы способны определить все это только по почерку?! — недоверчиво осведомился он.