Под покровом ночи

— Замолчи! — свирепо оборвал её Ричард. — И — помалкивай в тряпочку! Твое мнение меня не интересует. Она мертва, и это главное. Не знаю, случайно она напоролась на нож или преднамеренно, и ещё сомневаюсь, мог ли её спасти. Главное — что я даже не пытался ей помочь, а этого уже ни один адвокат в мире не изменит. — Он в сердцах саданул кулаком по обтянутому кожей рулевому колесу. — Проклятье! Я же сказал себе, что больше не поддамся на твои штучки!

— Но я ведь ничего особенного не делала, — возмутилась Кэссиди.

— Кэсси, — спокойно, но разгневанно произнес Ричард. — После нескольких недель знакомства с тобой смертный приговор начинает казаться избавлением.

— Я не позволю им убить тебя! — пылко воскликнула Кэссиди.

Смех Ричард был холоднее студеной и ненастной ночи.

— Попробуй теперь их остановить! — сказал он. — Обращаться за помощью бесполезно — никто тебе не поверит. Дом Скотта — не просто его крепость это настоящая твердыня. Укрепленная цитадель на вершине горы. Если я туда попаду, одному из нас не снести головы. И тогда я либо отправлюсь на тот свет, либо стану убийцей. В любом случае власти меня по головке не погладят.

— Я не позволю им убить тебя! — упрямо повторила Кэссиди. В голосе появились пронзительные нотки.

На мгновение воцарилось молчание. Затем Ричард со вздохом промолвил:

— Послушай, Кэсс, неужели ты не понимаешь, что игра проиграна?

— Нет, — отрезала она. — Я привыкла верить людям. И я верю тебе.

— Да поможет тебе Бог, — снова вздохнул Ричард.

* * *

Ричард утратил ощущение времени. Кэсси, свернувшись на сиденье калачиком, негромко посапывала, а он, оставив позади Стоуи, въехал на горную дорогу, ведущую к Смаглерз-Нотчу. Во мраке забрезжила неясная серость — предвестник скорого рассвета. Он вел машину всю ночь.

Ричард повернул голову и посмотрел на Кэссиди. Под глазами её темнели круги, рыжие волосы разметались по бледному лицу. А уж одета она была совершенно не по погоде. Джинсы и свитер не спасут её от пронизывающего ветра и кусачей стужи, а кроссовки промокнут в первые же минуты восхождения.

И черт его дернул прихватить её с собой! Стоило ему только объехать её в последнее мгновение, и он бы растворился в нью-йоркской ночи, оставив её стоять на улице. Целой и невредимой.

Вместо этого его угораздило взять её с собой. Похоже, он начал сам напрашиваться на наказание. Просто мазохист какой-то, изводящий себя её присутствием. Ведь даже сейчас, с нервами на пределе, накачанный адреналином, он втайне мечтал о том, чтобы свернуть на обочину занесенной снегом дороги и прижать Кэссиди к сердцу. Обнять, ласкать, целовать нежную шею, грудь… Как он хотел любить её, и не только сейчас, а всегда!

Но для него уже не оставалось никакого "всегда". Он солгал Кэссиди, сказав, что одному из них с генералом не снести головы. На исходе дня погибнуть должны они оба.

Словно подслушав его мысли, Кэссиди протестующе заворчала во сне. Она уже знала его как облупленного и вместе с тем — совсем не знала. Но одно Ричард понял наверняка. Чутье не обмануло его. Кэссиди была именно той женщиной, которую он искал. Она полетит в Англию к его детям. Марк об этом позаботится — он оставил адвокату все письменные распоряжения. И дети будут в безопасности — любящего дедушку, генерала Скотта, он прихватит с собой на тот свет. Иного выхода у него не было.

Конечно, нужно было сделать это раньше, а не подвергать малышей такой опасности. Однако правда заключалась в том, что он вовсе не был убийцей. Ужасная всепоглощающая тьма, сомкнувшаяся вокруг него после смерти Дианы, сковала его по рукам и ногам. И, даже оставаясь в кромешном мраке, он видел перед собой одну-единственную цель: спасение детей. Тогда он ещё не осознал, что может защитить их раз и навсегда, совершив всего один акт насилия.

Теперь же Ричард знал это наверняка. И мысленно благодарил Кэссиди за то, что она освободила его из плена. Вновь научила дышать, бороться и ненавидеть. И — любить.

Жаль только, что он никогда ей в этом не признается. Ричард хладнокровно размышлял об этом, продолжая гнать машину в глухой ночи. А ведь в первое время он собирался навешать ей лапшу на уши, уверить в любви — и все лишь для того, чтобы привлечь Кэссиди к себе телом и душой, связать до гробовой доски.

Правда же — черт бы её побрал! — состояла в том, что Ричард и в самом деле любил эту женщину. И именно поэтому, как это ни парадоксально, и не мог ей в этом признаться. Не хотел, не мог привязывать Кэссиди к мертвецу. Пусть любит его детей и заботится о них без тяжкого эмоционального груза за плечами. Тогда и горе уляжется, и раны затянутся куда быстрее.