Наутро он собрал дорожную сумку, и едва найдя в себе силы заглянуть в училище, категорично отказал директору в возможности продолжить вести курс студентов-художников. Ему было все равно, отпустят его или нет, напишут ли выговор в личное дело или нет, отпустят по заявлению или заставят отрабатывать положенных два-три месяца. Он не собирался оставаться, просто не мог, его трясло от ужаса перед встречей с Кристиной, потому поговорив с директором, завидев толпу студентов, уже подбиравшуюся к зданию училища, он, несмотря на зимний холод, подбежал к окну, рванул раму, открыл и вывалился на улицу, благо, кабинет директора был на первом этаже.
Вдогонку ему летел крик пораженного неадекватным поведением Грошева, директора:
– Да, что с вами такое? Вы с ума сошли?
Егор Павлович бежал, после он долго стоял на коленях перед неведомым ему храмом и очнулся лишь от холода, пробравшего его до костей.
Лязгая зубами, Грошев прошел пешком через весь город и вышел на задворки, где обнаружил маленький мужской монастырь. В деревянной часовне посреди двора он обнаружил источник святой воды и долго пил из алюминиевого ковшика, ничего не чувствуя. После, опять стоял на коленях, бездумно глядя на изображение Христа, прицепленное к деревянному кресту над источником. Тут его обнаружили монахи, уже успевшие закрыть ворота на ночь. Монахи, привыкшие с обходом, когда с помощью икон произносятся защитные молитвы, были потрясены видом Егора Павловича.
Выглядел он так, будто не ел, по крайней мере, три недели. Но в монастыре его не оставили, сколько ни пытался Грошев рассказать им о черном демоне.
Скорая психиатрическая увезла Егора Павловича по адресу и, успокоившись с уколами, чистый после купания в ванной, переодетый в серую больничную пижаму, он заснул, подтянув под колени ноги. Ему снились белые облака и дворец невероятной красоты. Безотчетно водя рукой, Грошев чертил скрюченными пальцами по шерстяному одеялу, как бы рисуя, но очнувшись утром, сейчас же забыл свой сон и покорно поплелся за санитаркой к ведущему психиатру больницы, проходить тесты и отвечать на вопросы. Забегая вперед, скажу, психическое состояние Грошева врачи-психиатры, собравшись в консилиум, посчитали крайне тяжелым.
В училище, получив уведомление из городской психиатрической больницы, были крайне удивлены внезапностью болезни Егора Павловича.
– А ведь казался таким нормальным, – шептались в учительской.
– Ухаживал, знаки внимания оказывал, – жаловались молоденькие учительши.
– Егор Павлович заболел, – сообщил студентам, поджимая губы и вспоминая поступок Грошева, директор, – вместо вашего мастера я назначил другого учителя!
И отступил, уступая место очкастой, строгой преподавательнице изобразительного мастерства.
16
– Неправильно все это! – вздохнула Кристина, когда Ленка с нескрываемым восхищением рассказала о поступке своего Аса. – Грошев – человек и имеет право на разумную жизнь!
– Разумную, – фыркнула Ленка, старательно выписывая натюрморт из черепа и парафинового яблока.
Кристина выпустила из руки кисточку:
– Ты не находишь нашу новую преподавательницу странноватой?
– Не то слово, – Ленка прищурилась, стирая ластиком лишнее, – череп и яблоко – по-моему, чересчур!
Кристина взглянула на подругу, Ленка преобразилась, перекрасила волосы в рыжий цвет, стала краситься, одежду поменяла. Экстравагантные, но строгие юбочные костюмы сделались для нее нормой.
Она быстро привыкла к повышенному вниманию со стороны мужчин и более не обращала внимания на суматоху с ухаживаниями.
– А зачем? – говорила она с улыбкой. – Когда у меня есть ангел, который мне не изменит, никогда не напьется, не завалится храпеть в грязном белье на чистые простыни, не будет требовать жрать и никогда ни при каких обстоятельствах не потребует физической близости!
– Фу, – выдохнула преподавательница, рассматривая рисунок Сережки Буренкова, – что за дрянь ты намалевал?
– Я старался, – возразил Буренков, краснея.
– Череп, между прочим, настоящий, не бутафорский, а ты его так изуродовал, ну-ка, дай! – потребовала она и отняв у Сережки кисть, азартно принялась рисовать.
Студенты сгрудились у нее за спиной, внимательно наблюдая за точными движениями мастерицы.
– Этого в натюрморте нет! – запротестовал Буренков, глядя, как на его большом эскизном листе, прикрепленном к мольберту, появляются кровавые сполохи, и череп с яблоком оказываются в тени корявых ветвей фантастически-кривого дерева.
– Ты художник, стало быть, творец, вот и твори! – заявила преподавательница, критически обозревая свою работу.
– Класс! – восторженно загалдели ученики, когда она отошла в сторону. – Вот это да!
– В рамочку и на стену! – предложила Ленка.
– Ты думаешь? – озаботилась преподавательница, преданно глядя на Кузнецову.
– Я пошутила, – пожала плечами Ленка.
– Это такая редкость, подобные люди на Земле! – с чувством произнесла она вслед Ленке.
– Подобные кому? – нахмурилась Кристина.
Вместо ответа, мастерица приложила руку к груди, напротив сердца и слегка поклонилась Кристине.
– Странная она какая-то! – девушки со смехом выбежали из училища.