Под пологом пьяного леса

Одной из самых приятных особенностей соек была их исключительная разговорчивость; они все время о чем-то говорили, и всегда приглушенными голосами. Они могли часами сидеть на жердочках, глядя друг на друга с высоко задранными бровями и ведя оживленную беседу при помощи разнообразных сочетаний пронзительных криков, хриплых звуков, трелей, кудахтанья и тявканья; и удивительно было, как много чувства и выражения вкладывали сойки в эти звуки. Они были превосходными подражателями и в течение нескольких дней включили в свой репертуар лай собак, торжествующее кудахтанье несущихся кур, пение петухов, пронзительные крики енота Пу и даже металлический стук молотка Юлия Цезаря Центуриана. Покончив с завтраком, сойки принимались сплетничать, и из их клетки неслись такое обилие разнообразнейших звуков, словно там находились не две сойки, а два или три десятка различных птиц. За короткое время они научились подражать голосам всех обитателей нашего лагеря и явно гордились этим. Но с появлением в лагере Сары Хагерзак к общему хору присоединился новый голос, который сойкам при всем их старании так и не удалось воспроизвести.

Однажды после полудня Паула вошла в нашу комнату с подносом в руках вдвое быстрее обычного. Едва не облив меня горячим супом, она стала умолять поскорее пройти в кухню — какой-то индеец принес туда bicho, очень большого и страшно свирепого. Нет, она не знает, что это за bicho, он сидит в мешке, и она его не видела, но зверь все время рвет мешок, и она опасается за свою жизнь. За дверью я увидел индейского юношу, присевшего на корточки и жевавшего соломинку; он смотрел на лежавший рядом с ним маленький мешок, который непрерывно ерзал по полу и время от времени издавал возмущенное фырканье. Единственным признаком, позволявшим догадываться о содержимом мешка, был большой загнутый коготь, высунувшийся наружу. Однако и это мне не помогло; я не мог вспомнить зверя, который занимал бы так мало места в мешке и в то же время обладал бы таким длинным, большим когтем. Я взглянул на юношу, он в ответ широко улыбнулся и энергично качнул головой с длинными, прямыми, черными как сажа волосами.

— Buenos dias, senor[51].

— Buenos dias. Tiene un bicho?[52] — спросил я, показывая на танцующий мешок.

— Si, si, senor, un bicho muy lindo[53] , — серьезно ответил он.

Я решил развязать мешок и посмотреть, что там находится, но сперва нужно было выяснить, с кем я имею дело: я не хотел давать лишние шансы обладателю такого длинного когтя.

— Es bravo?[54] — спросил я.

— No, nо, senor, — улыбаясь, ответил индеец. — Es manso — es chiquitito — muy manso[55].

При моем знании испанского языка мне трудно было объяснить, что молодость зверя еще не говорит о его кротости. Большинство своих самых внушительных шрамов я приобрел от детенышей, на первый взгляд неспособных убить и таракана. Уповая на бога и пытаясь вспомнить, где хранится пенициллиновая мазь, я схватил ерзающий мешок и развязал его. На несколько секунд все стихло, а затем между складками показалась длинная, изогнутая, вытянутая морда с маленькими мягкими шерстистыми ушами: спрятанные в пепельно-сером мехе, на меня взглянули два крохотных затуманенных глаза, похожие на влажные черные смородинки. Последовала новая пауза, затем на конце морды раскрылся маленький, четко очерченный рот и из него аккуратно высунулся тонкий серовато-розовый язык. Он тут же спрятался обратно, рот раскрылся чуточку пошире и издал звук, который не поддается описанию. Это было нечто среднее между рычанием собаки и хриплым мычанием теленка со слабым намеком на простуженный вой пароходной сирены во время тумана. Звук был таким громким и необычным, что Джеки с испуганным видом выскочила на веранду. К этому времени голова животного снова скрылась в мешке, и теперь оттуда торчал лишь кончик его носа. Джеки взглянула на мешок и нахмурилась.

— Что это за штука там торчит? — спросила она.

— Это кончик носа детеныша гигантского муравьеда, — радостно отозвался я.

— Это он так страшно кричит?

— Да, он только что приветствовал меня по обычаям, принятым у муравьедов.

Джеки тяжело вздохнула.

— Мало того, что нас весь день оглушают сойки и попугаи, теперь к ним добавится еще и этот фагот.

— Он будет спокойным жильцом, когда приживется у нас, — безответственно заявил я, и, как бы отвечая мне, муравьед высунул голову из мешка и повторил свой сольный номер на фаготе.

Я шире раскрыл мешок и заглянул внутрь. Меня поразило, что столь маленькое существо, длина которого от изогнутого рыльца до конца хвоста не превышает двух с половиной футов, может издавать такие оглушительные звуки.

— Да ведь он еще совсем крохотный! — изумленно сказал я. — Ему, должно быть, не больше недели от роду.

Джеки подошла ближе, заглянула в мешок и замерла от восторга.

— Ах, какая прелесть! — заворковала она, считая само собой разумеющимся, что перед ней самка. — Ах ты моя маленькая… Рассчитайся скорее с хозяином, я возьму ее домой.

Джеки подняла мешок и осторожно понесла его в комнату, оставив меня вдвоем с индейцем.