Под пологом семейного счастья

Из мисс Корделии сперва получалась совершенная Оливия. Она с таким бесподобно надменным видом принимала посланца влюбленного в нее герцога Орсино, что наблюдательному зрителю становилось понятно – в эту сцену она вложила все свое недоброжелательное отношение к мисс Полли, изображающей вестника несчастного воздыхателя. Дальше дела пошли не столь хорошо, мисс Марч никак не могла правдоподобно изобразить страсть к Себастьяну, что, по правде говоря, можно было понять – плотный улыбчивый Бертрам Тайгер и впрямь напоминал Полли и никак не мог явиться идеалом мужской красоты для такой девушки, как мисс Корделия. Напротив, она словно бы позабыла, что должна отталкивать Орсино, и одаривала Марка не в меру нежными улыбками. Весь его талант режиссера не мог ничего тут изменить, и оставалось только снова и снова репетировать с мисс Марч, чего она, собственно, и добивалась.

Как и ожидалось, Полли в обеих своих ролях блистала красноречием, удивительно быстро запоминая текст. В свою очередь, ей особенно хорошо удавалось изобразить равнодушное, если не сказать больше, отношение к Оливии.

Остальные участники постановки если и не демонстрировали выдающихся способностей, то хотя бы компенсировали недостаток умения большим энтузиазмом.

Неожиданным открытием явилось то, что приходский учитель оказался невероятно стеснительным. Его полная неспособность выступать перед высокой публикой чуть было не лишила детский хор возможности поучаствовать в представлении, и только вдруг обнаружившиеся в мисс Форест таланты дирижера спасли рождественский гимн от краха.

Словом, как бы ни прошло само представление, уже одна идея его устройства так оживила всю округу, что Рождества стали ожидать с утроенным нетерпением как пожилые, так и молодые жители Риверкрофта.

Сидящая на диване в своей гостиной старая графиня наблюдала за внуком, который безудержно метался по комнате, принимая самые причудливые позы и издавая непонятные восклицания, что в глазах молодого человека являлось репетицией его признания Оливии.

– Как по-вашему, мадам, сегодня эта сцена удается мне лучше? – юноша наконец выдохся и обернулся к авторитетному судье, надеясь втайне на горячее одобрение.

– Лучше бы ты вовсе выбросил эту сцену из постановки! Мало того, что ты безбожно перевираешь Шекспира, так еще доведешь до неврастении всех наших служанок!

– Как, почему? – Марк знал, что бабушка не упустит возможности покритиковать его, но подобного принижения его гения он не ожидал.

– Вчера ко мне в слезах явилась Кэтти-Энн и сказала, что хочет уволиться, так как ее подозревают в воровстве, а она честная девушка. После долгих уговоров мне удалось вытянуть из нее, что мистер Марк обвинил ее в краже чего-то, чего она и в глаза не видела. Что ты скажешь на это?

Ошеломленный Марк развел руками:

– Я ничего ей не говорил, она хорошая девушка и, конечно же, не заслуживает никаких упреков. Правда, она заходила в бильярдную, где я репетировал, но не помню, какое из моих высказываний могло навести на столь странные мысли.

– Ты не помнишь, так я тебе напомню. По словам девушки, когда она вошла в комнату, чтобы переменить цветы в вазах, ты набросился на нее с криком: «Верни мне то, что ты украла!» Отвечай немедля, было такое?

Марк смущенно почесал нос:

– Я как раз проходил свидание с Оливией, но репетировать такие эмоциональные сцены одному скучно и не вызывает такого вдохновения, как при наличии партнера, и приход Кэтти-Энн с охапкой цветов показался мне удачным случаем. Когда обращаешься к кому-то, все слова выглядят убедительнее. Ну да, я и произнес что-то, видимо, то самое выражение, которое она вам передала. Я, конечно же, имел в виду похищенное Оливией сердце, и я бы объяснил ей, что репетирую, но эта глупышка бросила цветы и с рыданием выбежала вон. Пока я собирал всю эту зелень, ее и след простыл. Я не знал, что она отправилась прямиком к вам.

– Хорошо, что она не направилась к твоей матери! Так напугать девушку, и к тому же в пьесе нет ничего подобного! – продолжала громыхать престарелая дама.

– Некоторые выражения Шекспира немного устарели, и я заменяю их более современными, – пытался оправдаться Марк. – А Кэтти-Энн я куплю веер или зонтик, и она меня простит.

– Они все тебя прощают, негодник. И до каких же это пор, интересно, ты будешь порхать вокруг девушек, как беспечный мотылек?

Марк поморщился – неожиданная смена темы была привычным делом в разговоре с бабушкой, но до сих пор она и его отец не заводили разговора о женитьбе, тогда как его матушка восполняла этот пробел за троих.

– Ты же знаешь, я восхищаюсь красотой всех девушек, которые встречаются на моем пути. Выбрав какую-нибудь одну, я утрачу безвозвратно всех остальных.

– Это говорит о прискорбном недостатке здравого смысла. Надеюсь, это у тебя не по моей линии.

– Разве чувство прекрасного называется глупостью? – Марк любил спорить с бабушкой даже и ради самого удовольствия потягаться с столь сильным противником, а в данном случае он еще и чувствовал свою правоту.