Под прицелом ...

– Келси, ты же знаешь, что я люблю тебя, – начинает он по дороге к дому, и я знаю, что за этим последует «но», – но, – он не обманывает моих ожиданий, – ты совершенно меняешься, когда она рядом. Что в ней такого, что ты так реагируешь? Да, она – хамка и ведет себя бесстыдно, но ты же выше этого, милая. Почему тебя это так задевает?

Передергиваю плечами и лишь глубже вжимаюсь в свое сиденье.

– Ты не хочешь об этом говорить?

Я качаю головой. Он улавливает это движение и согласно кивает:

– Хорошо. Но если захочешь, я всегда рядом.

Протягиваю руку и глажу его колено. Я это знаю. Просто я пока не в состоянии разобраться, чего же хочу на самом деле – сорвать с нее всю одежду или же убить.

Часть первая. Эпизод шестой. Невежество

Сижу за рабочим столом и пытаюсь забыть прошлый вечер. Ужин был не так уж плох, даже более того, было прикольно наблюдать, как дергалась Келси. Но меня больше заботит то, что случилось в самом конце.

Перекладываю стопку с кассетами с одного края стола на другой и снова вспоминаю. Когда я наслаждалась прелестями Виктории (я все-таки могу вспомнить ее имя, если сильно напрягусь), произошло кое-что непредвиденное. Прямо в самый разгар события, которое могло бы остаться самым захватывающим в жизни моей подружки на одну ночь, я увидела перед собой лицо Келси Стентон и так и не смогла выбросить это видение из головы. Меня хватило только на то, чтобы удержаться и не выкрикнуть ее имя в тот момент.

А все из-за того, что Келси приказала мне убираться из «ее спальни». Не «нашей спальни», а «ее»! Келс, говори только за себя. Посмеиваясь про себя по этому поводу, направляюсь к шкафу с файлами, чтобы привести их в порядок. Через огромное окно наблюдаю, как Келс величественно заходит в здание. Бог ты мой, как же она хороша! Зачем только ведет себя как заноза в заднице?

Сегодня она одета по-простому – слаксы, сшитые на заказ, и очень красивая шелковая голубая блузка. Хм, в этом должно быть холодно, когда идешь по холлу. Снова усмехаюсь, качая головой, – здорово все-таки, когда у тебя отличное зрение, – и опять ныряю в шкаф с файлами.

Стук в дверь. Без приглашения заходит Франклин Сондерс, наш генеральный директор.

– Доброе утро, Харпер.

– Доброе утро, Большой босс. Чем могу помочь? – Сондерс по рангу выше Чамберса, тот –всего лишь директор новостных программ. Он старше и толще – по этому признаку их можно отличить друг от друга.

– Харпер, – начинает он, усаживаясь на диван напротив моего стола. – У тебя есть опыт работы скрытой камерой?

Вообще-то существует много разных остроумных вариантов ответа на этот вопрос, но я выбираю официальный, все-таки он имеет в виду работу. Закрываю шкаф и облокачиваюсь на него спиной, скрестив руки:

– Да, я умею работать незаметно. У Вас есть какие-то предложения на этот счет?

– Сегодня утром я получил информацию от одного своего человечка. В одной из местных элитных школ, ну, ты знаешь, для белых детей, вскоре готовится серьезная сделка с наркотиками.

Услышав это явно расистское высказывание, недобро прищуриваюсь:

– Знаете, по той же причине мои родители уехали из Луизианы.

Он приходит в замешательство.

– Что? – затем понимающе улыбается, будто мы являемся членами одного клуба для избранных. – А, чтобы быть в окружении людей получше.

– Совершенно верно, – соглашаюсь с ним, но совсем по другой причине. – Д-р Кинг^{1} был хорошим другом моих родителей до того, как его убили. К тому же, в детстве я считала мисс Паркс^{2} своей любимой приемной бабушкой.

Вначале Сондерс выглядит озадаченным, а потом начинает злиться по мере того, как до него доходит смысл моих слов. Я – не член твоего клуба, приятель. И даже не стелю белые хлопчатобумажные простыни на своей кровати. Только фланелевые или атласные, в зависимости от планируемых мероприятий. Но это уже другая история. И мне что-то не сильно нравится эта.

– Меня назвали в честь Харпер Ли, написавшей о незаконном осуждении и убийстве человека, вся вина которого заключалась только в том, что он родился не с тем цветом кожи. Мои предки поселились в Луизиане задолго до того, как она стала одним из штатов. Мои родители любят Новый Орлеан, потому что в нем прекрасно смешались разные культуры и нации. Но когда в шестидесятых на Юге началась борьба за расовую справедливость, по личной просьбе д-ра Кинга они переехали в Бирмингем, чтобы быть на передовой. Я не задумывалась о том, что я – белая девушка, до тех пор пока не стала достаточно взрослой, чтобы понять – это не имеет никакого значения, если, прежде всего, ты не являешься порядочным человеком, – завершив свой монолог, я впиваюсь в него долгим взглядом.

– Я не имел в виду ничего такого, – бормочет он. – И мне даже все равно, что ты – дайк. Но не думаю, что голосование за Предложение 109 было такой уж плохой идеей.