Под провокатором (СИ)

Я развернулся, чтобы выйти. Почти закрыв за собой дверь, услышал:

— Хороший ты человек, Дюбон…

__________________

Я направился на самый нижний этаж исследовательского центра. Кивнув двум постовым, прошел внутрь бокса.

Джошуа, сидел, уставившись в одну точку. Когда он услышал мои шаги, то как-то чересчур вяло, повернул голову.

— Воспрянем, генерал, — голос звучал слабо.

Я не произнес ему ответное приветствие. Он потерял право военного благословления. По его взгляду я понял, что он и сам осознавал это. Пока еще…осознавал. Он лишь задумчиво кивнул и вновь уставился в одну точку.

Я подошел к нему. Когда оголил запястье, он не сопротивлялся. Уж как ставить инъекции, я знал лучше любого. Когда с делом было покончено, отошел на дистанцию, облокотился о стену и, скрестив руки на груди, стал ждать.

Прошло минут двадцать, прежде чем Джошуа заговорил.

— Дадите сигарету, генерал?

Тоскливо подумав о том, что в Гипфеле приходится курить синтетику, я полез в карман, и протянул Джошуа пачку.

Он невероятно медлительно вытянул сигарету, я прикурил ему. Когда пламя начало распаляться, он затянулся, откашлялся и отбросил голову на белую стену.

— После диверсии в Кузню, я иногда чувствовал, что со мной что-то не так.

Одно ясно наверняка — препарат начал действовать.

— Что ты имеешь ввиду? — сказал я, тоже закурил и, щурясь от дыма, посмотрел на Джошуа.

— Это сейчас я понимаю, что это. Тогда мне казалось это чем-то… необъяснимым. Мне снились кошмары, каждую ночь. Такие жуткие, будто я убегаю от тьмы, она как нечто живое, нечто физическое преследовала меня. Я списывал все на усталость, даже подумывал попроситься в отпуск на недельку-вторую, — он горько хмыкнул, и, сделав крепкую затяжку, закрыл глаза и продолжил. — Потом ночные кошмары перешли на явь. Мне казалось, что мелькали тени, силуэты людей, я наведался в наш лазарет, те отправили меня к психотерапевту. Тот сказал, что я получил сильный стресс во время последнего задания, прописал сильные успокоительные. Вроде полегчало. Но у меня начались провалы в памяти. Я мог спросить что-то и через минуту повторить вопрос. А тени…, тени стали мелькать еще отчетливее, более осязаемо. В голове постоянно стали крутиться цифры…, одни и те же цифры… одни и те же… — он замолчал. — Тени превратились в лица. И среди них я иногда видел лицо… Мелани.

Я вздрогнул.

– Оно было расплывчатым, нечетким. Я тогда не был с ней знаком. Но когда я увидел лицо из кошмаров вживую…, я понял, что это она. И во мне проснулась неимоверная тяга к ней. Я хотел узнать ее поближе… может это был и не я сам. Знаешь, как страшно…, как неописуемо страшно знать…, что… в твоей голове есть что-то чужое, инородное. И это что-то… подкидывает тебе идеи и мысли, навязчивые идеи и ты не можешь их отличить от своих. Мне сказали, что я сливал информацию…, но я не помню как делал это, клянусь! Я помню Мелани…, помню ее как ту, к которой испытывал неимоверную тягу, симпатию, и как ту, что я жаждал узнать. Узнать о ней все. И я не знаю…, что из этого было настоящим, подлинным. — он заплакал. — Я ненавижу себя за то…, что сделал…, ненавижу… — сдавленно, сипло произнес он.

Я долго молчал, и наконец, собравшись с мыслями, произнес.

— Я всегда за то, чтобы поступали справедливо. Я могу попросить Асдис, чтобы она выступала в твою защиту, показала то, что ты действовал под влиянием генного, доселе неизвестного оружия конфедерации, но…, Джошуа…, как бы там ни было… ты не поправишься уже никогда. То, что сидит в тебе неизлечимо. И оно опять начнет прогрессировать, когда именно — не знаю, через час через месяц…, понятия не имею, но исход будет один.

Он невесело хмыкнул.

— Клауд, неужели ты думаешь…, неужели действительно веришь, что я хочу… жить после того, что сделал? — я замер. Его чувства были мне знакомы. Я сам проходил через это, и именно поэтому ноги привели меня сюда. В этом и была причина, невесело признался сам себе я. — На моих руках столько крови… Реки! Этими руками я убил свою родную младшую сестренку…,а еще чью то мать, брата, сына, дочь. Это руки убийцы. И я… не хочу жить с этим грузом. Чхать я хотел на то, что там будет с этой заразой, что я прихватил. Я говорю сейчас своим сознанием, ясным и открытым…, я не хочу жить. Даже если было бы мне спасение, я бы его не принял. Как мне жить среди людей, которые ненавидят меня? Среди семей, в которые принес горе? Как мне смотреть им в глаза? Лучше пусть эта тьма вновь поглотит меня. Не могу. Не хочу… и… я прошу тебя… оказать мне услугу. Если ты, как человек, как соратник, как брат по оружию, плечом к плечу не раз стоявший со мной, понимаешь, что я не хотел того, что сотворил…, то ты сделаешь все, что бы… Верховный джудах вынес вердикт «виновен». Я молю тебя оказать мне такую честь. Будь милосерден ко мне, прошу. Сжалься…

Он обхватил себя руками и вновь горестно заплакал.

— Я окажу тебе такую честь, и обещаю, что тебя казнят как военного, а не преступника, — отчеканил я, простоял молча еще пару мгновений, наблюдая за трясущимися плечами солдата и вышел прочь.

____________________________