Взял её лицо в ладони, заставляя посмотреть прямо на меня.
— Тут не все так просто…, именно по этому, я старался не допустить всего этого, — она закусила нижнюю губу, стараясь сдерживать слёзы и вновь отвернулась. — Мел, хватит плакать.
Она вяло толкнула меня в грудь.
— Мел, — я взял её за подбородок. — Посмотри на меня, — но она всячески отводила взгляд. — Мел, ты очень дорога мне, девочка.
Она резко повернула на меня голову, и, наконец, посмотрела на меня широко распахнутыми глазами, начав рыдать пуще прежнего, в отрицании качая головой, затем опустила её, обнимая себя за плечи. Я прижал её к себе, обнял, успокаивающе поглаживая по спине.
— Я сейчас под препаратами, а на это нужна трезвая голова. Мел, я всё тебе расскажу, обещаю, не знаю, как ты примешь это, не знаю, сможешь ли простить, но давай приедем домой и я обещаю, что расскажу всё как есть. А там, будь что будет.
Понимал, что ей трудно, понимал, что всё это чертовски давит на неё, но не мог сказать абсолютно ничего, хотя бы долю правды. По принципу домино придётся выложить сразу всё. Это не то место и не то время делать это.
Она не успела даже пискнуть, как я подхватил её на руки и понёс к кровати, аккуратно положил на неё и лёг рядом, прижимая хрупкое тело к себе. Удивительно, но она даже не сопротивлялась. Укрыл нас одеялом, поцеловал её в шею и, медленно поглаживая её обнаженный живот, погрузился в сон.
_______________________________
Проснулся, когда зимнее солнце уже было в зените. Девчонка во сне повернулась в мою сторону, безмятежно посапывая, положив голову мне на плечо. Солнечные лучи играли бликами на ее нежной коже. Я боялся даже шелохнуться, что бы не разрушить магию этого момента. Это был оазис спокойствия, умиротворения для моего мятежного духа. Мел сейчас была в абсолютно правильном месте, будто созданная для моих объятий. Ее ресницы подрагивали, мягко лежа на ее розовых щеках, губы приоткрыты. Что-то внутри защемило при мысли, что стоит ей проснуться, как на этом умиротворенном лице расцветет гримасса отвращения, адресованная мне.
Да уж, я сам презирал себя за вчерашнюю ночь. Действия провокатора ослабло, я вспомнил, с каким напором вчера брал девчонку, и поморщился, наверное, для недавней девственницы это был перебор. Что греха таить, я готов был повторить всё прямо сейчас. Ее нежная мягкая кожа касалась моей, заставляя кровь бурлить, я притянул ее ближе к себе, наслаждаясь близостью, которую она дарила. Мог разбудить ее, загладить вину за вчерашнее, но… понимал, что в данной ситуации, это лишь больше травмирует ей психику. Тем более, рассудок у меня уже более менее пришёл в порядок, и взять себя в узды воли я мог. А ведь вчера убеждал себя поехать в Гипфель, дождаться, пока провокатор перестанет работать, не действовать необдуманно.
Не удержавшись, я провёл ладонью по нежной коже её спины, скользнул выше, к щеке. Её волосы всё так же были в высокой прическе, из которой я начал вытаскивать какие-то металлические палочки[1], название которых не знал, знал лишь то, что они создавали некую конструкцию, удерживающую волосы собранными. Мелани сонно открыла глаза, потянулась, сладко улыбнувшись, явно не осознавая где находится. Понимая, что сейчас произойдет, я поцеловал её в кончик губ, пока имел такую возможность. Потерев глаза, она промогалась, и посмотрела на меня. Не сразу нахмурилась, и лишь поздно спохватившись, как ошпаренная подскочила на кровати. По направлению моего взгляда, она видимо поняла, что совсем забыла о том, что полностью обнажена. Я с досадой наблюдал за тем, как она натягивала до подбородка одеяло. Жаль конечно, хотелось уделить большее внимание её груди, но я отвлекся на другое. Её прическа распустились.
— Что с твоими волосами? — удивленно уставился на нее. Затем, сведя брови на переносице, аккуратно прикоснулся пальцами к коротким, доходящим до щёк, локонам. — Зачем ты постриглась?
— Не твоё дело!
— Все что касается тебя, это мое дело.
— Я не стриглась, это…, — она суетливо заправила прядь за ухо, которая при своей новой длине, конечно, не задержалась там на долго и вновь упала на лицо. Мел напряглась. Я понимал, что ее саму беспокоил этот вопрос, но делиться воими переживаниями она явно не собиралась.
— Мел, что произошло на твоем дне рождения?
— Откуда ты знаешь про мой день рождения?! — прошипела она.
— Я многое про тебя знаю.
— И потому ты мне особенно противен! — она натянула одеяло еще выше, кутаясь в него как в спасительный кокон.
Я откинулся на подушках, закрывая рукой глаза, и спокойным тоном спросил:
— Мел, расскажи мне, что произошло. Что ты делала в особняке Фриды Раббинович? Тебя обижал кто-то? Не упрямься.
— Может ты расскажешь мне…, о том, что ты убил мою маму, о том…, почему ты называл моего отца… папой, — ее голос дрожал. — Мы с тобой…, как ты мог сделать со мной такое, зная… это….
— Мел…, это долгая история, и я…, мне сложно говорить об этом. Но я тебе обещаю, мы приедем домой и обо всем поговорим.