После нескольких минут молчания, в течение которых Август немного успокоился, Фабий Максим нашел нужным заметить ему:
– Вспомни, цезарь, как однажды тебе подали оскорбительное письмо, причем сказали тебе, что оно могло быть написано усыновленным тобой Агриппой Постумом, а между тем оно было…
– От Юния Новата; хорошо, что же ты хочешь этим сказать?
– А то, что находятся такие, которые с целью выказать тебе свою преданность злодейски клевещут на близких и дорогих тебе людей.
– Нет, Фабий, в этом случае мне говорила… – И он готов был уже произнести имя, когда в дверях сиракузы показалась Ливия.
Не подслушала ли она, быть может, разговора мужа со своими близкими друзьями?
Глава десятая
Публий Квинтилий Вар
Вот что случилось.
Павел Фабий Максим, беседуя со своей женой Марцией о пересылке старшей Юлии с острова Пандатария в Реджию, не умолчал перед ней о том, что думает он сам и что говорят в обществе об этом распоряжении, не скрыл он от нее и своего намерения поговорить об этом предмете с близкими друзьями Августа, которые могли бы помочь ему, Фабию, умолить императора о совершенном помиловании своей дочери и ее сына, Агриппы Постума. Между такими лицами Фабий считал и Квентилия Вара, который после своих побед в Сирии пользовался особенным благоволением к себе Августа, был самым близким к нему человеком и, в свою очередь, старался угождать императору, чтобы получить команду над войсками, отправлявшимися в Германию, где он надеялся совершить чудеса и удержать эти провинции под римской властью, от которой они постоянно стремились освободиться.
Как Фабий к Августу, так жена Фабия, Марция, была привязана к Ливии, которая обращалась с ней запросто, как с близкой себе особой, главным образом с той целью, чтобы выпытывать от питавшей к ней доверие Марции мысли и намерения ее мужа, бывшего – чего Ливия не забывала – другом Марка Випсания Агриппы, а следовательно, и старшей Юлии и ее детей; равным образом через Марцию она могла узнавать и о намерениях самого Августа, которые неосторожный Фабий также не находил нужным скрывать от своей жены.
Можно легко представить себе, как старалась Ливия в эти дни, когда ей казалось, что ее планам грозит опасность, знать все о том, что говорят и делают приближенные Августа. С этой целью хитрая Ливия уверяла Марцию, будто она помирилась со своей падчерицей и сама заботится о том, чтобы она была помилована и возвратилась в Рим. Честная, простая и откровенная Марция легко попалась на удочку и подробно рассказала Ливии все проекты своего мужа, не умолчав и о том, что Фабий просил и Квинтилия Вара ходатайствовать перед Августом о возвращении Юлии из ссылки.
Кроме того, зная от Фабия, что сам Агриппа Постум не был в Риме, а посылал сюда своего невольника, чтобы легче обмануть тех из придворных, которые считались врагами Юлии и Агриппы, Марция нашла не лишним сообщить и об этом жене императора. Наивная Марция и не воображала, какое важное значение имело это известие для Ливии, не знавшей до сих пор об этом, несмотря на все старания Ургулании и на все поиски Процилла, и верившей ложным слухам, ходившим в Риме о появлении в нем Агриппы Постума.
Таким образом, Фабия, сама того не зная, была сильной пособницей Ливии в осуществлении ее планов; вследствие чего императрица и публично, и с глазу на глаз дарила ее таким вниманием и ласками, что это возбуждало ревность в душе гордой Ургулании.
Ливия, извещенная таким путем об интригах в пользу Юлии, распорядилась, чтобы ей было своевременно сообщаемо о том, кто бывает у ее мужа.
Так как Квинтилий Вар надеялся при помощи влияния Фабия на Августа получить командование над войсками, которые посылались в Германию, то он со своей стороны охотно согласился поддерживать ходатайство Фабия о помиловании Юлии, и вот почему они оба встретились в библиотеке Августа.
Ливия, узнав об их приходе, не замедлила подняться на второй этаж с намерением помешать их ходатайству; подойдя к дверям библиотеки и услышав громкий и возбужденный голос своего мужа, отвечавшего Фабию, она благоразумно остановилась и стала подслушивать; отворив двери и войдя в библиотеку лишь в тот момент, когда Август готов был произнести ее имя, то есть открыть своим собеседникам ту, которая клеветала ему на дорогих его сердцу лиц.
Таким образом хитрая женщина своим своевременным появлением прервала опасный для нее разговор.
– Извините, – сказала она, – если я помешала вашим серьезным переговорам: я спешила известить Августа о том, что Тиверий готов к своему новому назначению. Он просит тебя назначить к нему квестором Веллея Патеркола, который командовал уже в его войске кавалерией во время прошлого похода в Германию.
Август, обрадованный приходом в эту минуту своей жены, так как это остановило на его устах то имя, произнесение которого в данном случае могло бы поднять домашнюю бурю, тотчас же успокоился и, едва лишь она высказала причину своего прихода, отвечал ей ласковым голосом:
– Да разве он не может сделать этого сам, в качестве народного трибуна?