– Значит, и ты любишь, Тикэ, как я, несчастная, люблю неблагодарного Тимена? А откуда он? Не из нашей ли родины?
– Нет, он римский гражданин, и когда он сделает меня своей и я стану полновластной распорядительницей своего имущества, то постараюсь освободить и тебя.
– Благодарю, благодарю тебя. О, какая ты великодушная! Я единственная причина твоего несчастья и твоих слез, а ты готова выкупить меня на свободу?
И Фебе вновь прижала Неволею к своей груди.
В ту минуту обе молодые гречанки забыли о празднике и о том, какую роль они на нем играли: голос племянницы императора напомнил им о действительности.
– Неволея, – спросила Юлия, подойдя к ним, – эта девушка, вероятно, твоя соотечественница?
– Да, моя добрая госпожа: это Фебе, дочь Леосфена, подруга моих детских лет.
– Разойдитесь, девушки: старая Ливия, твоя госпожа, Фебе, пристально и сурово глядит на тебя и поставит тебе в преступление любовь к кому-нибудь из принадлежащих моему дому.
– Не забудь меня, о Тикэ! – прошептала бедная Фебе.
– Никогда! – отвечала подруга.
С грустью пожав друг другу руку, они разошлись, и Неволея возвратилась в павильон Луция Эмилия Павла.
Как в этом павильоне, так и в прочих началось угощение невольниц, и римские матроны, следуя обычаю, налив из серебряных кувшинов – argentea epichysis[114] – вина в бокалы некоторым из своих фавориток, предоставили затем своим вольноотпущенницам прислуживать пировавшим невольницам.
Пир подходил к концу, когда Неволея услышала крик в павильоне семейства Августа. Взглянув туда, она догадалась, что это вскрикнула Фебе, лежавшая в ту минуту без чувств на земле, окруженная подбежавшими к ней прочими невольницами.
Неволея также хотела поспешить на помощь к своей подруге, как почувствовала, что кто-то удерживал ее за руку, и тут же услышала знакомый голос:
– Останься и не подвергай себя опасности.
Это был Мунаций Фауст. Молодая девушка, в свою очередь, едва не упала в обморок от такой неожиданной и радостной встречи; она нежно припала к помпейскому навклеру.
По прошествии нескольких минут она вновь посмотрела в ту сторону, откуда раздался крик Фебе, и новая нечаянность поразила ее, покрыв бледностью ее лицо.
– Тимен! – вскрикнула она.
Действительно, в нескольких шагах от павильона императора Августа стоял пират с бледным лицом и глазами, устремленными на лежавшую без чувств Фебе.
– Молчи, – быстро шепнул Неволее Мунаций Фауст, – никто не должен знать его имени. Не бойся, он из наших. До свидания!
Затем, отойдя поспешно от Неволен, навклер скрылся в толпе.
За ним последовал и Деций Силан, который также явился в павильон Луция Эмилия Павла, чтобы приветствовать Юлию.
Немного спустя наши друзья вместе с присоединившимся к ним пиратом входили в город.
Глава девятнадцатая
Дары Ливии
Читателю известно, что наши друзья, которых в последний раз мы видели отплывавшими из Адрамиты, находятся уже в Риме.
Они прибыли в Рим накануне праздника Юноны-Капротины и тотчас отправились к Овидию, жившему в то время в своем доме, находившемся близ Капитолия. Поэт, которого они застали у себя, очень обрадовался их скорому возвращению и вместе с тем рад был познакомиться с Тименом, легендарным пиратом греческих морей, слава о котором гремела и в Риме.
Овидий выслушал сперва их рассказ о приключениях, испытанных ими во время путешествия, и вслед за тем о том, каким образом решили они увезти дочь императора из Реджио. Тимен же сообщил ему, что свои корабли он оставил в опасном для мореходов порту Scylleum с тем намерением, чтобы лучше скрыть их от глаз неприятеля, так как даже римские либурны и большие триремы не решались заходить туда, боясь скал Сциллы[115] и Харибды, о которых рассказывались страшные сказки, но заключавшие в себе и некоторую долю правды. В заключение пират сказал, что к своим кораблям он возвратится через Реджио, где, как и в Риме, его никто не знает в лицо, и ему легко будет ознакомиться с местностью, окружающей жилище дочери императора, что необходимо для успешного исхода опасного предприятия.
Овидий, в свою очередь, рассказал о новом местопребывании Юлии; он описал скалу, на которой стоял дом, где жила она вместе со своими двумя служанками.
– Этот дом, – сказал Овидий, – недалеко от моря, но охраняется зоркой стражей и сильным отрядом солдат. Вам нужна чрезвычайная осторожность и вместе с тем необыкновенная смелость, так как в случае неуспеха вашего предприятия надзор за несчастной пленницей станет несравненно строже, и вместо ее освобождения мы окончательно отравим ей жизнь.