Под ручку с мафией

Я выскакиваю из машины. Грузовик, визжа тормозами, летит прямо на меня. По жиденькому трапу перебегаю на ту сторону траншеи, чтобы она была между мной и ими. Неподалеку — мусорная машина возле переполненных баков. Двое пожилых с лопатами замерли от такого бесплатного кино. Сейчас, отцы, будет еще интересней! Выдергиваю из-под куртки оружие, лихорадочно взвожу курки. «ЗИЛ» на излете бьет мою «девятку», та задними колесами соскакивает в яму. Базука в моих руках рявкает огнем, и что-то жестоко бьет меня по затылку.

…Очнулась я от тряски и боли. Трясло всю так, что подбрасывало. Болели ноги, руки, спина, голова — все, что у меня было, болело. Тошнота ползала по пищеводу от желудка до горла и обратно. Мне было так плохо, что довольно долго я воспринимала себя бесформенным комком плоти, ощущающим только свое скверное состояние. Чуть позже вернулось самосознание, и следом возникли два вопроса: «Что со мной?» и «Где я?» Тело казалось завернутым в какую-то дрянь — невозможно было пошевелиться, рот забит тряпкой, глаза и лоб обмотаны чем-то плотным. Глухо доносился звук двигателя. Меня везли по плохой дороге, погрузив в толщу сыпучей, зловонной массы.

«Мусорка!» — догадалась я и от боли, колыхнувшей после сильного толчка снизу, вновь лишилась сознания.

Второй раз очнулась в покое и относительной тишине. Тело было совершенно свободно. От боли, не считая ноющего ощущения в затылке, не осталось следа. Сомнений в том, что я все-таки попалась как кур в ощип, не было никаких, и осторожность советовала начинать действовать со скрытного выяснения обстановки.

Подо мной жестко, пожалуй, даже чересчур. Воздух слегка затхлый, но его много. Где-то глухо журчит, будто по ту сторону кирпичной стены бьет небольшой фонтан. И больше никаких звуков. То ли я в одиночестве, то ли присутствующие способны пребывать в каменной неподвижности.

Потихоньку разлепляя веки, я обнаружила свет. Тусклая лампочка под низким бетонным потолком секунду казалась мне ослепительным солнцем, но вскоре все пришло в норму, и я медленно села, озираясь по сторонам.

Подвал. Узкая длинная камера. Пустая. Гулкая. Одна стена вся в трубах, идущих из торца в торец. В другой — две металлические ржавые двери.

Попыталась встать — не держали ноги. Впечатление такое, что провела в неподвижности очень долгое время. На затылке, под шапочкой, запекшаяся ссадина с влипшими в нее волосами. Чем же это меня так нешутейно благословили? Вспомнила двух пожилых возле мусорных баков, глазеющих, как я взвожу курки обреза. Здорово вы можете бить, отцы! Припомнилось мое состояние в кузове мусоровоза — нет, это не от удара. Это мне что-то вкололи, для гарантии, чтоб не трепыхалась. Завернули, погрузили, присыпали и привезли сюда. Чисто фирма работает, убеждаюсь. Дальше что? Визит Ивана Антоновича с вежливой речью на устах и шприцем в руках или газовой гранаткой в кармане. А в морду? Ведь сопротивляться буду тигрицей, волчицей, кошкой — сколько мне способностей оставят, но до самого последнего. Не такая Татьяна Иванова овца, чтобы лапки сложить и безропотно принять смерть. Стрельбы можно не ждать. После нее бывает грязно, а фирма работает чисто.

Ну, овца-тигрица, давай возвращать себе подвижность, пока возможность имеется, не то выдашь ты такой спарринг, за который и на том свете краснеть придется.

Я думаю, что если бы кто-нибудь из моих похитителей наблюдал за мной в те минуты, то неизбежно пришел бы в состояние полного охренения, не побоюсь этого слова, видя, что после хорошей передряги, смазливая и в общем-то жиденькая на вид бабенка не размокает навзрыд, свернувшись в комочек у бетонной стены каземата, а понемногу расходится и, наконец, в полные силу и размах выполняет один из сложнейших комплексов карате-до. Бог — да в помощь!

Закончив упражнение и посидев как следует на пятках для полноты ритуала, я почувствовала себя очень даже сносно, насколько это возможно было в данной ситуации. Подвижность и сила ко мне вернулись, и дух укрепился. Теперь нужно заняться обследованием помещения.

Собственно, обследовать-то было нечего. Трубы да двери. В западном боевике каком-нибудь эти трубы обязательно были бы использованы для обострения ситуации. Скажем, ловкая мадам, устроившись на них, как пантера, с горящими беспощадным огнем глазами, дожидается в тишине и неподвижности смертельного врага. И когда лох входит в хрипатую от ржавых петель дверь, она бросается на него сверху, каблуками ломая ему хребет. Или проламывая череп. Это зависит от вкуса режиссера. И лампочку при этом не вредно разбить заранее. Чтобы лох сильнее боялся. Меня бояться не будут. Лампочку разбить — нечем, рукой до нее не дотянуться. Трубы слишком далеко от дверей. Вскарабкаться на них несложно, но заметят мадам сразу, даже не входя в помещение. И получится из мадам не пантера, сидящая на дереве, а курица на насесте. Это вам не боевик!