Под ручку с мафией

Еще один день изматывающих допросов в райотделовских кабинетах доконал Володю. Справедливо сочтя, что сочинившаяся заваруха не соответствует полученным им деньгам, он потребовал у Станислава, чтобы тот с дружками нашел способ избавить его от столь пристального внимания правоохранительных органов, пообещав в противном случае деньги вернуть, а меры принять самостоятельно. Я уж не знаю, что он под этим подразумевал. Запаниковавший Станислав наверняка обговорил со своим «учителем» детали, напился от безысходности и напугал матушку намерением выучиться владению автоматическим оружием. На следующий день после доклада Джентльмену о знакомстве с посетившей его Татьяной Ивановой Станислав на темной улице догнал Коврина и четырежды ударил его ножом, проявив, судя по характеру ранений, удивительное хладнокровие и умение владеть стальной занозой.

«Если раскроешь пасть, тебя закопают!» Володю затрясло, едва он повторил эти слова, произнесенные тогда Шубаровым.

И все это приключилось, когда я уже соглашалась взяться за дело, чтобы избавить сына Эллы Владимировны от неприятностей.

Сукин сын!

Что же касается его матери, я благодарила судьбу за отсутствие в городе Шубаровой. Отпадала необходимость объясняться с ней о причинах принятого мной только что решения закатать ее сынка на пару суток в изолятор временного содержания. Думаю, в этой просьбе подполковник Кирьянов не откажет. Хотя по Стасику в полный голос плачет не ИВС, а СИЗО. Моя задача — обеспечить его безопасность. Осквернять же его присутствием мою конспиративную квартиру не хотелось, да и как преодолеть при этом его рабскую преданность господину Страдаеву? Как убедить его сидеть в предоставленном убежище тихо и смирно? Связать разве что да рот залепить скотчем. Обделается за сутки, убирать за ним придется.

Есть поговорка: «Когда Бог хочет наказать, он отнимает разум».

Есть и такая: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится».

Первый гром грянул на бензоколонке, куда мы заехали заправиться. Вислоусый, седой как лунь, но не старый водитель черной «Волги», стоявший передо мной у окошка кассы, получив чек и сдачу, пристально посмотрел мне в лицо и, нехорошо осклабившись, с расстановочкой произнес: «Мадемуазель, прошу вас!»

Вроде бы к месту, а холодок пополз в душу. И позже, когда я вставляла шланг в горловину бензобака, он, отъезжая, посигналил мне на прощание. Тоже, в общем, ничего особенного. Только не разобрала я за тонированными стеклами, кто сидел в его машине сзади.

А чуть позже, на оживленном перекрестке, я лишилась своих охранников. И как же случайно и просто это произошло!

Между моей «девяткой» и сопровождающими, у самого светофора, с наглостью уважающего себя недоумка, вполз облезлый, на всю улицу рычащий рыдван, лишь отдаленно напоминающий «Жигули». Когда автотранспортная стайка, дождавшись зеленого сигнала, дружно вспорхнула с места, он, треща и громыхая, рванулся вперед сразу на несколько метров и, моментально вырубившись, встал как вкопанный. Это произошло неожиданно, и машина гоблинов хорошо клюнула его в багажник.

Не обращая внимания на возмущенные сигналы обгоняющих, я выбралась на край проезжей части и, притормозив у обочины, увидела, как выскочивший из рыдвана мужичонка, размахивая длинными руками, в страшном возбуждении наскакивает на моих стражей. Выкрикивал он при этом, наверное, страшные вещи, потому что один из бандитов с непривычки к такому обращению коротко смазал его по морде, не замечая, что сзади, вплотную, уже остановилась машина ГАИ.

Дело заварилось не на пять минут, но время терпело, и я решила свернуть с магистрали в ближайший переулок и подождать окончания инцидента. Должны были договориться, не первый раз на улицах такие осложнения.

Переулок имел вид стопроцентно частного домовладения эпохи развитого социализма — одноэтажные залепушки с подслеповатыми оконцами, серые от старости и непогоды, объединенные некрашеными штакетниками.

Я покинула машину, намереваясь вернуться пешком к месту происшествия, и уже вставила ключ в замок дверцы, когда с только что покинутой мною магистрали, как розыскной пес, уверенно идущий по следу, в переулок свернула черная блестящая «Волга». Ключ вернулся в карман, дверца приоткрылась сама собой, а я, как заяц на пригорке, стояла столбом, насторожив уши.

Что заставляет человека быть дичью? Что заставляет волка бежать от идущего по следу пса? Почему не кинется он, не раздерет собачью глотку, лишив охотника и нюха, и зрения, и слуха?

Я была дичью. У меня чесались пятки. И когда в раме лобового стекла я ясно различила седой ежик волос и обвисшие усы, без размышлений нырнула внутрь салона и рванула вперед со второй передачи. Дверца сама захлопнулась на ходу.