— Все имена что-то означают. Это — за то, что смогла победить одиночество, — осеклась на последнем слове Танька. — Эй, ты чего? — пришлось дотронуться до руки совсем сникшей девочки.
— Я не победила, я одна… — рыжая не смотрела на Таньку, перебирая подол своего платья.
— Победила. И выжила! Ты себе не ври только. У тебя Лисик — вон какой красавец, — кивнула на знакомящегося с котиком пушистохвостого. Утешение получилось так себе.
— Я не вру: рыжих не любят, боятся, бьют всегда… А Лисик — он друг. Но не вторая половинка, — впервые, хоть и печально, улыбнулась.
— Причесать бы тебя. И отмыть, — вздохнула Танька, — но это успеется, — и, достав из красивых ножен маленький клинок, стала открывать банку со сладким. — А одиночество — не беда, ты не думай. Одинокие люди — самые симпатичные и добрые, мне кажется, — уже нарезала бисквитный рулетик из вскрытой упаковки. — Одинокие умеют думать обо всех и чувствуют чужую боль. Они очень ранимые и беззащитные перед этим миром, — она задумчиво посмотрело на небо. — Да и перед людьми, — добавила, едва не заплакав, но вовремя спрятала взгляд.
— Это куда ее потянуло? Активность на спад не пошла? — забеспокоился техник.
— Порядок. Это она себя так успокаивает, — успокоил оператор.
— Удавкой и суицидальными мыслями?
— Дурак, что ли? Это юмор! Черный, правда. Но за неимением черной икры хоть шутки должны быть черными!
— Кстати о перекусить, — оживилось в ответ воображение коллеги.
— Ты не умеешь утешать, — повеселела рыжая. — А есть чем руки вытереть?
— Умею. Тут, просто, пейзажик на мозги давит, — передала пачку влажных салфеток. — Не твоя это реальность, тебе к Анси нужно, — и, ловко подхватив ломтиком рулета капельки из банки, Танька целиком отправила лакомство в рот.
Рыжая несмело отломила от печенья и сначала протянула лисенку. Рядом с Танькиной рукой раздался голодный тихий «мяв»…
— Да вы сговорились! — попытался произнести полный сладостей рот. — На, на! — набрала самых мягких кусочков и, с притворным раздражением, протянула на ладошке котику.
— Кто такой Анси? Почему к нему нужно? — рыжая откусила только малюсенькую краюшку и теперь наслаждалась незнакомыми ощущениями.
— Мечтатель. Романтик и просто классный чувак!
— Ты его любишь? — интерес, как ни странно, был искренним.
— Не знаю, — пожала плечиками и, прячась от ответа, отгрызла скромные крошки печенья. Внезапная тема приятно щекотала Таньку где-то внутри.
— А ты вообще кого-то любишь? Извини, просто ты одна здесь…
— А что это за место, собственно? — ушла от ответа и стала оглядываться по сторонам.
Как раз вовремя: пришедшие в себя девочки в черном, вытирая рукавами окровавленные носы, с изумлением уставились на Танькин пикник. Рядом с ними оказались и подружки в белых колготках и меховых шапках. И еще очень много любопытных пар приближались с разных сторон.
— Так! Вы чего уставились? Поесть спокойно не дают, — уже себе под нос пробурчала недовольно. Танюша была стеснительной девочкой и не могла завтракать под чужими взглядами.
— А можно и нам кусочек? — прозвучавшая просьба читалась на каждом лице…
— Вот я и говорю повару, что кашу готовить — нужно уметь! А он мне — «Стаж! Стаж!». Но ведь не берет ее никто! — только что вернувшийся из столовой оператор накладывал себе в тарелку кусочки жирной свинины в пикантном соусе. На привезенном им столике снеди было на десятерых.
— Это, по-твоему, перекус? Да мы так разжиреем совсем, — случайно проговорился техник. И потянулся к куриной ножке с румяной корочкой.
— Ты ешь! Видишь, что там назревает? — показал вилкой на изображение.
От такой неожиданности Танька даже поперхнулась:
— Это с какой стати? Вы ж меня терпеть не можете. Я — одиночка. Или забыли?
— Ну и что?
— Ты умеешь заботиться…
— Думаешь о будущем, — зазвучало с разных сторон.
— Ласковая…
— И добрая, — тут высказавшаяся девочка запнулась.
— То есть, сейчас сожрете все мои сладости, а как закончатся — снова нападете? — уже вставая в полный рост, предрекла Танечка.
— Ну, так же всегда делают, — проговорился кто-то, не вдумываясь в содержание.
— Можно я им свою часть отдам? — неожиданно прозвучал вопрос рыжей. — Они тоже голодные, а сладкое — это, оказывается, вкусно, — она совсем стушевалась от своей смелости.