Напротив спально-сидельного монстра, занимая полторы стены и немножко места под окном, располагались стеллажи с книгами. Полки, заставленные разномастными томами, стыковались между собой в кажущемся беспорядке. Немногочисленные пустые пространства между печатными изданиями занимали памятные безделушки, а на уровне глаз на всех поверхностях лежали ножи: в ножнах и без, блестящие и матовые, иногда черные — от одного взгляда на них Танька почувствовала тепло и покой.
Перед окном, у широкого подоконника, стоял велосипед, точная копия Танькиного серебристого, только без навешанных багажников, рюкзака и крыльев. На рога были надеты линялые обрезанные перчатки на липучках. Под двухколесным покоились гантели самого разного веса, с облупившейся краской и сколами на пластиковых фиксаторах.
Двери у кухни, как элемент дизайна, отсутствовали напрочь. Полосатое ковровое покрытие радовало не столько яркой расцветкой, сколько вполне понятными старыми пятнами.
Широкое окно, зашторенное простыми жалюзи цвета белой ночи, занимало целую стену. Рядом, купаясь в пробивающихся солнечных лучах, обосновался совсем неправильно установленный холодильник.
«Еда! Тортик и мороженка! — ломанулась вперед сладкоежка.
Ага, и сырые баклажаны с хреном, — скептически поджала уголок губ Танька, открывая дверцу.
Это что?! — попыталось понять подсознание, глядя на полки.
Знакомься, это — холод.
Очень приятно, — разочарованная чистыми внутренностями агрегата, девочка чуть присела в приветствии.»
Магнитиков на хранителе великой пустоты было мало, и все какие-то странные, с призывами совмещать взаимоисключающее — вкусное и полезное.
Стены соломенного цвета на свободном месте терпели плохонькую, в широкой гладкой рамке, копию изображения деревянного разводного моста.
Пустая рабочая поверхность, со встроенной мойкой и электроплитой, располагалась углом. Нижняя часть придавала бодрость ярко-зелеными дверцами, а навесные, ярко-желтые, шкафчики освещали воображение рукотворным Солнцем. Венец творения — огромная микроволновка — предпочла жить возле окна.
У другой стены ожидал пиршества голодной диеты складной столик на колесиках. Одинокий стул, явно вручную раскрашенный белой и красной эмалью, стоял возле холодильника и никак не вписывался в интерьер.
Светильников не было.
В следующей комнате, с большим широким входом без намека на дверь, на полу красовалось светло-бежевое покрытие повышенной ворсистости.
Нежно-зеленые стены несли пару изогнутых светильников, прямо над строгим и каким-то плоским диваном, с гладкой обивкой песочного цвета.
За углом прятался большой шкаф. Полный всякой одежды и стопочек с постельным бельем, как успело выяснить Танькино любопытство. Почему дверцы у него были из матового стекла, оставалось загадкой.
Противоположная от дивана стена была отдана на откуп литературе, почивавшей на открытых стеллажах. Только теперь это были сплошные многотомники, хотя и разные по размеру и цвету. Подсветка над полками объясняла присутствие в комнате удобного, покрытого клетчатым пледом, кресла.
— Видал, красиво у нее как? — важно и напыщенно спрашивал техник.
— Ну, так! — в порыве отцовской гордости подтвердил оператор.