Под русским знаменем

— Ваше превосходительство! — сказал, взглянув на часы, Струков, обращаясь к Ганецкому. — Не будет ли поздно? Теперь пятый час... Не благоволите ли вы подтвердить своё приказание?

Ганецкий встрепенулся и приказал переводчику ещё раз передать Осману-паше требование безусловной сдачи.

Словно от тяжёлого сна очнулся Осман-паша. Он поднял голову, мутным взором посмотрел на стоявших поодаль своих командиров и глухо позвал:

— Адиль-паша!

Выдвинулся старик, дивизионный генерал. Осман махнул ему рукой. Адиль по-восточному скрестил на груди руки, низко поклонился Ганецкому и своему вождю и безмолвно пошёл к двери. За ним последовал Струков. Едва они вышли, Осман порывистым движением сдёрнул с себя свою саблю, поглядел на неё, в глазах блеснуло нечто похожее на слезу. Он точно в раздумье закивал, как бы прощаясь с этим оружием, свидетелем его подвигов, и, чуть слышно вздохнув, с поклоном подал саблю Ганецкому.

А возле караулки имела место поразительная сцена. Словно столбняк накатил на турецких солдат, когда они услышали приказание Адиля. Офицерам пришлось заставлять их складывать оружие. Турки с остервенением кидали свои так много послужившие им скорострелки, стараясь ударить их о камень и разбить. Почти все выбрасывали и втаптывали в грязь свои патроны, чтобы те не доставались победителям.

Сдались 10 пашей, 126 штаб- и 2000 обер-офицеров, 40 000 нижних чинов и артиллеристов, 1200 всадников. Победителям достались 77 орудий, без числа ружей и огромное количество патронов. 6000 турок пали в бою. Потери русских составляли: убитыми 2 штаб- и 7 обер-офицеров и 409 нижних чинов; ранен один генерал и 3 штаб- и 47 обер-офицеров и 1263 нижних чина; у архангелогородцев и вологодцев, сдерживавших своим огнём натиск турок, убитых не было, ранен только один обер-офицер и 47 нижних чинов.

Едва турки начали сдавать своё оружие, их тесным кольцом со всех сторон окружили русские полки — теперь уже не было никакой возможности побеждённым выбраться из живого круга.

К караулке примчался назначенный русским военным губернатором генерал Скобелев-сын.

Белый генерал сейчас же прошёл к своему недавнему боевому врагу.

— Скажите паше, — приказал Скобелев переводчику, — что каждый человек по своей натуре более или менее завистлив. И я, как военный, завидую Осману в том, что он имел случай оказать своему Отечеству услугу — задержать нас под Плевной на четыре месяца.

Осман-паша, уже знавший Михаила Дмитриевича, со скромной улыбкой ответил:

— Генерал ещё так молод годами, а между тем успел уже так много и хорошо заявить себя на военном поприще, что я не сомневаюсь — если не я, то, может быть, дети мои отдадут ему почтение как фельдмаршалу русской армии!

Увы! Не оказался Осман-паша пророком...

Скобелев и Ганецкий вскоре расстались с Османом и отправились к своим частям. В это время знаменитому вождю подали коляску. Паши на руках вынесли его и уложили как можно спокойнее. Рядом с коляской Османа верхом стал генерал Струков, свита турецкого полководца тоже разместилась по бокам, позади выстроился почётный конвой.

Взглянув на конвой, Осман поморщился. В конвое были румынские кавалеристы.

— Я сдался русским, — натянуто улыбаясь, сказал он. — И было бы приятно, чтобы провожали меня мои победители...

— Это распоряжение не от меня зависело! — ответил Струков. — Но прошу ваше превосходительство взглянуть: в вашем почётном конвое есть русские уланы.

Осман-паша успокоился.

Поезд вышел длинным: за коляской своего главнокомандующего следовали все сдавшиеся паши, весь главный штаб его армии, даже следовали их личные слуги: турки, арабы, негры, египтяне.

Поезд направлялся к Плевне и был в середине пути, когда перекатилось внезапно вспыхнувшее «ура!». Догоняя героя Плевны, мчался на коне сам русский августейший главнокомандующий. Осман приподнялся, поддерживаемый врачом. Великий князь протянул ему руку и сказал лестное приветствие. Паша молча кланялся. В это время главнокомандующего нагнал румынский князь Карл, и вместе с Его Высочеством они отправились и Плевну. Пленного пашу повезли туда же.

В Плевну уже вошли русские войска. Военный оркестр грянул гимн, когда в покорённый наконец город прибыл главнокомандующий. Ревело теперь уже вместо пушечного грома русское «ура!». Торжествующие солдаты охрипли от победного клича. Болгары, которых в Плевне оказалось немало, со слезами радости на глазах выходили к победителям, падали перед ними на колени, целовали жёсткие руки солдат.

Теперь путь к Константинополю преграждало одно последнее препятствие — Балканы и последняя оставшаяся там армия турок[73].

А под Плевной, уже занятой русскими войсками, в это время был Государь, пожелавший принести благодарение Богу на том самом месте, где стояла ставка сдавшегося Османа-паши...

Впервые ещё молились здесь русские люди, и пушечный гром не прерывал их молитв...