Под русским знаменем

Но как бы то ни было, а Хива всё-таки покорилась. Возвратился в свой дворец её прежний хан Сеид-Мухамед-Рахим, восстановился порядок, освобождены были рабы и пленные, и навсегда в хивинском ханстве уничтожено было рабство. Русских пленников в Хиве оказалось немного, зато персов было без числа. Участь этих последних казалась особенно плачевной. Хивинцы смотрели на них, как на животных, даже хуже, чем на животных. Вечно в цепях, на ночь приковываемые то к стене, то к особым врытым в землю столбам, эти несчастные влачили самое жалкое существование. Как они прославляли русских, когда были освобождены! Большинство из этих освобождённых отправили обратно в Персию, и лишь немногие остались в Хиве, но уже как свободные люди...

Хивинцы легко примирились со своей участью. Они ожидали, что победители разгромят завоёванный город, истребят всех его жителей, и вдруг вместо ожидаемого погрома они встретили от русских только ласку, только добро. Ничего не брали у них русские насильно, за всё взятое сейчас же выплачивались деньги звонкой монетой; никаких обид не чинили, а в то же время все без исключения хивинцы знали, что в случае какой-либо обиды учреждённый ярым-падишахом суд «правдивый и милостивый» разберёт дело, покарает виновного, утешит обиженного.

Но степи и пески далеко не так отнеслись к русским, как хивинцы.

На западных окраинах хивинского оазиса, на оконечностях больших каналов, выходящих из Амударьи, кочевали туркменские племена, отличавшиеся дикими, хищническими наклонностями. За туркменскими землями начинались уже пустыни и пески, уйдя в которые туркмены чувствовали себя в полной безопасности от какого бы то ни было врага. Совсем недалеко от Хивы по Хазаватскому каналу жили, то есть кочевали, туркмены-юмуды племени Байрам-шалы, а к северу от Хивы у города Куня-Ургенч — туркмены-юмуды племени Карачах. Это были два сильнейших туркменских племени, державшие в страхе даже Хиву. Ближе к пескам стояли два больших туркменских города Кизил-такар и Ильяллы, из которых последний являлся как бы центром для всех туркменских племён и хивинского оазиса и песчаных пустынь.

Когда Хива была занята, юмуды выслали своих старшин с изъявлениями покорности, но вскоре вообразили, что русские недостаточно сильны для борьбы с ними. Когда вместе со всеми жителями они были обложены повинностями, то они же первые отказались нести их, отказались доставлять провиант и повели себя так, что генералу Кауфману пришлось отправить в туркменские области сильный отряд под командой генерала Головачёва с тем, чтобы занять Кизил-такар и Ильяллы и принудить туркмен к уплате повинностей и, кроме того, ещё пени за ослушание. Юмуды решились оказать русским сопротивление, и в Хиву пришло известие, что у города Кизил-такар собралось их до ста тысяч.

Генерал Головачёв со своим отрядом вошёл в туркменские области, а в то же время в Куня-Ургенч был послан Оренбургский отряд, которым командовал теперь полковник Саранчев.

Запылали становища юмудов, как только вступил на их землю русский отряд. Юмуды, хотя и не ожидали такого быстрого появления русских, но успели собрать свои пожитки и бросились бежать вглубь страны. Их по пятам преследовала русская конница. В особенности упорное преследование велось за туркменским становищем Бузгумен, где казаки почти что настигли беглецов. Напрасно туркмены пытались выстрелами остановить русских лихих наездников. Казаки, как безумные, мчались вперёд, врубаясь в толпы неприятеля, давя их копытами своих лошадей. Тогда всё туркменское скопище: мужчины, женщины, дети, на конях, на верблюдах, пешие — в паническом ужасе устремились вперёд. Какое-то степное озеро преградило им дорогу. Обезумевшие от смертельного страха люди, ничего не разбирая, кинулись прямо в него. Когда к озеру подскакали казаки, глазам их представилась страшная картина. Глубокий и быстрый поток был буквально запружен гибнущими в нём людьми. Потонуло в нём около двух тысяч человек, но те, кто успел перебраться, сейчас же принимались из-за озера стрелять по русским.

Степь перед озером представляла зрелище тоже необычайное. Пущенных в атаку казаков было пять сотен, и они неслись по степи в две линии. Всюду слышались вопли и крики, раскаты залпов из ружей. Линии казаков скоро были прорваны брошенными на пути арбами со всяким домашним скарбом. Покинутые без пастухов стада овец и коз мешали движению. Везде были груды трупов, корчились раненые. Вот туркмен лежит на песке; голова у него пробита пулей. Немного дальше казак свалился с ужасной сабельной раной на лице. Там несколько женщин с тремя, четырьмя детьми сидят, жалобно плача, рыдая, моля о пощаде. Ещё дальше целая куча арб и телег, ковров и одеял, перемешанных с мешками, наполненными зерном, огромными узлами и вьюками, кухонной посудой и всякой рухлядью...