Под русским знаменем

— Ты? — изумился радующийся успеху дела победитель.

— Да! Ведь послушаются же они генерала, если бы он даже выступил в роли ординарца.

Позволение сразу последовало. На левом фланге стрелки лежали на земле. И вот они увидели молодого, высокого, стройного генерала, в белом кителе, с двумя Георгиевскими крестами на груди, медленно шедшего вдоль их цепи и приказывавшего им прекратить огонь. В воздухе, словно бессчётные шмели, жужжали турецкие пули. Смерть всё ещё носилась над полем битвы, а молодой генерал шёл, выпрямившись во весь рост, с таким спокойствием, как будто был уверен, что ни одна из проносившихся мимо него пуль даже не заденет его...

Треск русских выстрелов смолк, как бы по мановению волшебной палочки.

Солдаты забыли и о турках, и о только что пережитых ужасах боя. Все они с величайшим изумлением смотрели на храбреца-генерала и вдруг от одного к другому побежало только одно слово:

— Скобелев!..

А Михаил Дмитриевич шёл спокойный, улыбающийся. По временам он останавливался и заговаривал с солдатами. Вытягивавшимся перед ним офицерам он пожимал руки, расспрашивал о высадке, о первых, самых волнующих моментах боя, и вслед ему неслось восторженное, радостное «ура!» солдат, нежданно-негаданно увидевших около себя героя, о котором шёл слух по всей России.

Теперь они видели его своими собственными глазами, и с первого же раза он поразил их своей легендарной неустрашимостью.

XIX ПЕРВОЕ ДЕЛО

 после перехода русской армии на правый берег Дуная Скобелев, увы, продолжал оставаться не у дел. Он устроился при штабе 14-й драгомировской дивизии, но никакого определённого назначения не имел. Однако и в это время Скобелев дал повод говорить о себе — и говорить именно как об удальце, каких немного можно было отыскать и в русской армии.

Когда после переправы у Зимницы наводили понтонный мост через Дунай, Скобелев в кругу офицеров стал уверять, что для кавалерии моста не нужно, что кавалерист может переплыть всякую реку.

— Только не Дунай! — заметил один из собеседников.

— Это почему? — так и вспыхнул Михаил Дмитриевич.

— При такой ширине реки и лошадь, и седок выбьются из сил...

Разговор имел место днём. Скобелев только один стоял за то, что переплыть Дунай возможно. Даже офицеры казачьей бригады выступали в споре против него. Чтобы доказать всем правоту своего взгляда, Скобелев приказал подать ему коня и на глазах у всех, кто спорил с ним, дважды переплыл через Дунай...

— И пуля его не берёт, и в воде он не тонет! — говорили солдатики, узнав об этой переправе.

— Святой Георгий на воде поддержал!

Михаил Дмитриевич разделся перед переправой, но орден Святого Георгия всё-таки оставил на себе.

— А ежели пуля не берёт, так это от того, что заговорён он, — объясняли солдатики.

— Как заговорён?

— Так... Когда под Хиву ходил, так его одна хивинка-старуха заговорила. Семь дней по пескам его возила и от пуль заговаривала!

Таким дошёл до простых русских людей слух о знаменитой разведке Скобелева от Змукшира к Орта-кую. Уверенность в справедливости этого слуха особенно вселяло присутствие при Скобелеве личного слуги-туркмена, того самого джигита, который был при нём проводником в той знаменитой степной рекогносцировке.

Кто был повыше, имел на Скобелева совсем иные взгляды.

— К чему это рисование? — говаривали среди штабных. — Он просто хочет доказать, что не даром получил за «халатников» свои кресты...

Бывали случаи, когда Скобелева прямо оскорбляли.

Раз он сделал рекогносцировку, которую считал крайне необходимой.

— Ступайте и сидите у своей палатки, пока вас не позовут! — высокомерно оборвали молодого генерала.

Скобелев после этого даже заболел от тоски и обиды.

— Брошу всё! — говорил он. — Отпрошусь обратно в Россию и, когда кончится война, сниму мундир и возьмусь служить земству. В деревню уйду...

Однако не ушёл... Призвание приковывало его к войне.

Первыми оценили по достоинству молодого генерала и как бы провидели в нём его выдающееся дарование генерал Драгомиров и тогдашний военный министр граф Милютин.

Драгомиров даже устроил так, что Скобелеву выпал случай попасть в дело.

Вскоре после перехода через Дунай занято было Тырново, древняя столица Болгарии. После этого под начальством генерала Гурко образовали «передовой отряд». Гурко провёл свой отряд через Балканы по Ханкиоскому горному проходу и спустился с гор в долину реки Тунджи. В Балканах же на Шипкинском перевале остались турки. Они занимали неприступные позиции на горе Святого Николая. Предложено было ударить на турок сразу с двух сторон: от Габрово в Предбалканье и из Казанлыка в Забалканье. Попытки закончились неудачей. Наконец послали генерала Скобелева. Но когда он с данным ему отрядом подошёл к турецкой позиции, она уже оказалась оставленной турками. Скобелев и Гурко съехались на перевале и нашли там только обезглавленные тела русских, павших при предыдущих атаках. В числе их было и тело есаула пластунов Баштанникова, совершенно обезображенное турками.

Казалось, сама судьба теперь не давала ходу молодому богатырю...

Между тем военная гроза уже вовсю бушевала над Болгарией.