Под сенью Дария Ахеменида

- Сотник, не увиливайте от ответа! - прикрикнул я.

- Та шо! Мабудь, казаки усе скажуть! - заманерничал он, и я представил, как он опустил ресницы, поджал губы, стал носком сапога ковырять землю и скособочился в талии.

- Не изображайте барышню, сотник! - сказал я.

- Та яка барышня, ваше высокоблахородие! Ну, сбихалы туточки недалече до британцив, побачилы, як воны какаву кушають. Ну, побалакалы трошки, зпробовалы тый какавы. Да кобыляччя же хадость! Та чохо? - будто стал оправдываться Василий Данилович.

- Касьяна Романовича из Терской батареи знаешь? - спросил я.

- А як же! Билшой чоловик! - сказал Василий Данилович в прежнем тоне.

- Так вот, как он любит говорить, шодой бы тебя за такие ответы, Василий Данилович, попотчевать! - сказал я.

- А шо це таке? - спросил он про шоду.

- А плеть по-татарски или по-чеченски! - сказал я.

- Негоже! - сказал он и, кажется, даже передернул плечами.

Тут-то наконец до меня дошло про британцев.

- Куда сбегали? Какие британцы? А мы куда ходили? - выпялился я из палатки.

- Вы прямиком, а мы огородами! - сказал Василий Данилович.

Из следующих его слов, вынутых из него едва не шодой Касьяна Романыча, я понял, что он и в самом деле лишь несколько дней назад вернулся из месячного рейда к британцам куда-то в район городишки Али-Гарби в Месопотамии, - туда и обратно тысяча верст.

- Господи! - вскричал я. - И что? И как?

Чтобы понять меня, нужно представить себе совсем немногое. Мы рейдом шли на Ханекин и Диал-Су прямо на запад с задачей затем повернуть на юг, на Багдад. Но тринадцатого апреля, не откушав какавы, генерал Таунсенд сдал крепость Кут-Эль-Амар. Высвободившиеся турки навалились на нас. Рейда на соединение не получилось. Тогда сотник Гамалий получил секретную задачу обойти район боев и выйти к британцам, тем хотя бы обозначив стремление на соединение, - жест более политический, чем диктуемый военной необходимостью, но могущий обернуться для Василия Даниловича гибелью. И он пошел через дикие горы Луристана, через дикие племена, не знающие никакой власти, для которых убить и ограбить было делом доблести.

- И как же? - потребовал я рассказать.

- Потом, Борис Алексеевич! - попросил он. - Потом. А сейчас дай хоть тебя расцеловать! Говорят, у вас там было, не приведи Господи!

- А у вас-то? Да расскажи же наконец! - опять рассердился я.

- Да пожалуй же, Борис Алексеевич, к нам в сотню! - встопорщил под своим большим и немного вислым носом стриженый ус Василий Данилович.

Пожаловать же не удалось. По моем представлении в штабе корпуса на меня свалили арбу дел, то есть штабных бумаг, ибо начальник штаба полковник Николай Францевич Эрн болел уже едва не с месяц, другие чины штаба тоже валялись кто с холерой, кто с тепловым ударом, кто с чем. И как некогда перед Сарыкамышем в штабе у Владимира Захарьевича Мышлаевского осталось работать только два капитана, так и здесь осталось рабочих только два-три штабных офицера, так что капитану Каргалетели пришлось взять на себя руководство. Но, кажется, и его уже потрепывала малярия.

- Были бы вы, капитан, не в рейде, вам бы и должность наштакора, - уже привычно сокращая должность начальника штаба корпуса, зачем-то прежде всего сказал он. - Впрочем, ждать вам недолго, - нездорово блеснул он глазами. - Втягивайтесь в работу. А я скажу вам прямо. Неудачу рейда некоторые склонны свалить на меня. Я, однако, не генерал Таунсенд. И я исполнял свою работу как мог. Я бы не хотел вас видеть в числе моих недоброжелателей. Вы-то понимаете в штабной работе. Но скажите, по причине штаба корпуса путаницу, несуразности, глупости и прочее вы наблюдали? Вам приходилось ругать штаб?

- Да нет, Иван Самсонович, что вы! - пожалел я бедного капитана.