Под сенью Дария Ахеменида

В бинокле аэроплан довольно быстро увеличивался. Он закончил маневр, выровнял крылья и направился в нашу сторону. Знаков принадлежности его я разглядеть не смог. Я помнил, что их размещали на крыльях и на тулове аэроплана. Но этот аэроплан был с решетчатым туловом. Крылья же покамест представляли собой тонкую черту.

Я обернулся к вестовому Семенову.

- Есаулу Косякину: батарее рассредоточиться и движение прекратить. Винтовки к бою! - велел я.

- Турчонок или немтырь? - снова спросил сотник Томлин про аэроплан, называя немтырем немца.

А я никак не мог увидеть знаков. Расстояние до самолета приближалось к полуверсте. Еще какая-то минута - и он выходил на нас. И если бы оказывался германским, то вполне было ожидать, что он мог бросить на батарею ручные гранаты или обстрелять ее из пулемета, как то повелось в ходе войны в Европе.

- Дай-ка винтовку! - протянул я руку к сотнику Томлину.

- А вот я сам, Лексеич! - попросил сотник Томлин.

- Прицел на шестьсот, - велел я.

Пуля явно прошла рядом с самолетом. Пилот резко взял вверх. Аэроплан при этом первобытно и трубно взревел. Я увидел на крыльях разноцветные круги, вписанные один в другой, - знак отличия британских вооруженных сил. У меня отлегло. Я махнул не стрелять.

- Друг с туманного Альбиона? - догадался сотник Томлин.

А я вновь захватился тревогой.

- Он-то друг, - припал я к биноклю. - Да ведь нас может посчитать за турченят!

- За самую милушечку! - согласился сотник Томлин.

А аэроплан взял высоту и прошел над нами в два круга. Мы стояли, не двигаясь. Никаких условных знаков между нами и британцами не было оговорено. И теперь положение наше было каким-то оскорбительным.

- Это что же, теперь они будут постоянно нас осматривать, как казачишки вшей на рубахе? - спросил сотник Томлин и сам же себе во всей уверенности ответил: - Не позволю!

Чем и как собрался он не позволить, я не нашел и смолчал, молчанием как бы выказывая свое презрение к бесцеремонности британца, а на самом деле просто скрывая свое бессилие поправить наше положение.

На третьем круге аэроплан прошел над нами очень низко. Пилот помахал рукой и потом бросил маленький предмет, который оказался брезентовым пакетом с письмом, всего-навсего приветствующим нас от имени командующего британскими войсками в Месопотамии генерала Мода.

Событие сильно встряхнуло батарею. Равно мог встряхнуть только скоротечный и успешный бой, не отнявший сил, а, наоборот, взбодривший. Все поочередно посмотрели письмо, и, зная мою нелюбовь к британцам, каждый счел нужным показать свое отношение к письму пренебрежительным.

- Очень приветливые хозяева! - сказал я.

- Спасибо, что письмом обошелся, а не сходил сверху на нас по-большому! - сказал сотник Томлин.

- Своей считают Месопотамию!.. А чего же нас на помощь зовут?.. “Рады приветствовать!” Вот турок об этой радости не знает, то-то треплет их, как худой пес пьяного петуха! - сказали все.

На марше я примкнул к первому взводу. После недолгого молчания, выбирая моменты, когда глина немного редела, есаул Косякин стал говорить о том, что все-таки сильна Британия.

- На карту посмотреть - где мы, Россия, а где она, Британия. Но мы вязнем в персидских и турецких горах, в этой вот глине хвоста кобыльего не видим. А они флотом подошли, на авто перегрузились да вот еще аэропланом полетели. И Индия у них. И в Персии мы с ними разграничительную линию имеем. И в Месопотамию они нас приглашают. И этот аэроплан. Ведь какое удобство для разведки. Или бы мы сейчас офицерскими разъездами по всей этой глуши рыскали. Или аэроплану с небес осмотреть. Обидно и больно за нас. Стояли под аэропланом, как без штанов. Так и саднило взять винтовку и всадить ему патрон меж ягодиц. Хорошо, лошадей удержали. Если бы лошади сорвались, я бы разрядил в него обойму… Он еще ручкой помахать изволил. А чего изволил? Нашими двумя полками крепость брать надумать изволил, как в прошлом году Кут-Эль-Амарку!

- Ну, вот вы себе и противоречите, - возразил я. - Только-то сказали, что сильна Британия. А уже обличаете в стремлении жить за чужой счет!

- Так ведь вот потому и живет за чужой счет, что сильна. Мы вот ни за чей счет не живем. Мы рассчитываем только на себя, потому что не сильны, - попытался оправдать себя есаул Косякин.

- И они рассчитывают только на себя, но по-другому! - сказал я.

- Ну, да, да! По-другому… - согласился было он, да тут же нашел ход своей прежней мысли. - Но мы-то не можем, как они, по-другому!

О британцах и аэроплане разговор шел и на ночном биваке. Поужинали мы сухарями, запили пустой водой и было приложились спать. Но усталость и возбуждение дня молнией ходили по людям. Уснули немногие. Большинство, как ни намаялись, мало-помалу стянулись в кружки.

- Касьян Романыч, не гони спать. Дай маленько друг на друга поглядеть, какие стали за день. Словечком христианским дай перемолвиться, - укоротили они вахмистра.

- Как бы вы это поглядели друг на друга, когда огня взять негде? - съязвил Касьян Романыч, тут же присаживаясь в кружок.