Под сенью девушек в цвету

— Это мне напоминает точно такое же кресло: оно долго стояло у меня, но в конце концов мне пришлось с ним расстаться, потому что его подарила моей матери несчастная герцогиня де Прален. Моя мать славилась своей простотой, но она придерживалась прежних взглядов, которые и мне-то были не совсем ясны, и сперва она не пожелала представиться герцогиие де Прален, в девичестве — всего лишь мадмуазель Себастиани, а де Прален, сделавшись герцогиней, сочла что ей не подобает представляться первой. И впрямь, продолжала маркиза де Вильпаризи, забыв, что ей эти тонкости непонятны, — будь она всего лишь госпожой де Шуазель, ее притязания были бы вполне основательны. Выше Шуазелей никого нет, они ведут свое происхождение от сестры короля Людовика Толстого, в Бассиньи они были самыми настоящими государями. Я признаю, что мы превосходим их известностью и что браки, у них в роду были не такие блестящие, но в древности рода они нам почти не уступают. В связи с вопросом о представлении происходили забавные случаи, например: однажды завтрак подали с опозданием больше чем на час, после того как одна из дам наконец согласилась, чтобы ее представили. А потом они очень подружились, и герцогиня подарила моей матери кресло вроде этого, но только в герцогинино кресло, вот как вы сейчас, никто не садился. Как-то раз моя мать услыхала, что к нам во двор въезжает карета. Мать спрашивает кого-то из мелкой челяди, кто это. «Это, ваше сиятельство, герцогиня де Ларошфуко». — «А, ну хорошо, я ее приму». Проходит четверть часа — никого. «Что ж герцогиня де Ларошфуко? Где она?» — «Она на лестнице, ваше сиятельство, отдувается», — отвечает ей челядинец, а он только что приехал из деревни — у моей Матери было мудрое правило выписывать прислугу оттуда. Многие из будущих ее слуг родились у нее на глазах. Вот из такой-то среды и выходят верные слуги. А иметь верных слуг — это же счастье! Герцогине де Ларошфуко подниматься было, действительно, трудно, — ведь она же была такая огромная, что когда она вошла, моя мать в первую минуту растерялась: она не знала, куда ее посадить. Тут ей бросилось в глаза кресло герцогини де Прален. «Садитесь, пожалуйста», — сказала моя мать и подвинула ей кресло. Герцогиня де Ларошфуко заполнила его до краев. Несмотря на свои размеры, она еще сохраняла некоторое обаяние. «Когда герцогиня входит, она все-таки бывает эффектна», — говорил про нее кто-то из наших друзей. «Более сильный эффект получается, когда она уходит», — возражала моя мать, — она позволяла себе такие вольности, каких теперь не услышишь. В доме у самой герцогини де Ларошфуко, не стесняясь, трунили над ее телесами, и она первая смеялась. «Вы что же, один дома? — спросила как-то герцога де Ларошфуко моя мать, — она приехала с визитом к герцогине, навстречу ей вышел герцог, а его жена находилась в глубине комнаты, и моя мать не заметила ее. — Герцогини нет? Что-то я ее не вижу». «Как это мило с вашей стороны!» — отвечал герцог, — он судил обо всем вкривь и вкось, но в остроумии ему отказать было нельзя.