Под сенью исполинов. Том II

“Здесь лапы у елей дрожат на весу,

Здесь птицы щебечут тревожно.

Живешь в заколдованном диком лесу,

Откуда уйти невозможно”.

Рената была в своём репертуаре. Тратила силы, чтобы бесчувственный Истукан напоследок послушал так понравившегося ему Высоцкого. Возможно, вытаскивая из Ординатора лирику прошлого столетия, пела и сама. И почти наверняка думала, что таким образом таки “смягчит чёрствое сердце”. С неё, дурной, станется…

Впрочем, не такая это уж и утопия, ведь…

Помнится, она говорила, что Майкл - хороший человек. Что он не способен на предательство. И Буров, нажимая на курок гордеева, в какой-то мере доказывал ей обратное. Что он никакой не хороший, и уж тем более - не человек. Что он прятался под чужой личиной и преследовал собственные неведомые цели.

Помнится, Рената твердила Бурову, что Константин Корстнев никогда по своей воле не отправил бы их умирать, а он только молчал в ответ. Тогда он ещё не знал, что ответить, хоть и чувствовал, что правота за ним. Призыв о помощи на всю планету вывернул доверчивую Ренату наизнанку, но Буров не злорадствовал. Не в его правилах бить лежачего.

Минуту назад явилась изнанка его мира - оторванная от живого, окровавленная. Медленно, со стоном и скрипом мир кренился набок и выворачивался.

Рената показала ему, что Корстнев действительно не поступил бы так, не послал бы их на смерть. Да и не только их - никого вообще. Показала, что Корстнев из страха смерти оказался под влиянием чужой воли, и что он, никогда не ошибающийся Тимофей Буров, неправ более чем полностью.

Что он ошибся…

Ещё несколько дней назад это только разозлило бы его. Но не теперь. Теперь Буров был готов треснуть, проломить изнутри защищавший его столько лет непроницаемый панцирь убеждённости.

Он никогда не просил прощения. Ни у кого, ни за что. Потому как не ошибался. Сейчас же, ощущая молчание обессиленной Ренаты в голове, чувствовал, что не хочет заканчивать жизнь вот так.

Но просить прощения было уже не у кого.

Буров притаился у кромки каньона, за большой глыбой, скрывавшей его едва ли не полностью. После ухода Романа, в Ясную вонзилось ещё две гигантские иглы. Бесшумные, они прошили самый хребет. И ни камешка тебе со склона. Тишь - как в масло вошли. Только песок, что был даже на такой высоте, плавился и стекал вниз зелёным киселём.

На иглах-кораблях не было двигателей. Даже марева вокруг них не было. Они опускались в абсолютной тишине, словно призраки. Чтобы, подозревал Буров, больше никогда не взлететь.

Когда сумерки окончательно спеленали отрог, сеть небесного паука к югу набухла ещё в двух местах. Это уже походило на полномасштабное вторжение, не иначе. И там иглы будто бы испытывали большее сопротивление. Нити никак не рвались, упорствовали и всё набирались яркости, озаряя “северное сияние” белыми всполохами. Но в итоге всё же не выдержали. В ночной темноте, без фильтров визора и на фоне зелёных переливов белоснежные иглы из неба выглядели сказочно красиво.

Рената влезла в его голову не только, чтобы напоследок реабилитировать Корстнева. Увидеть сопоставимое по красоте представление случалось, наверное, единицам.

А вот этого ей видеть уже не стоило бы…

Белой гуашью на каменистом теле плато растекались первые фигуры. Системы “Тура” вели подсчёт и ранжировали: два, восемь, двенадцать - вооружение неизвестно, скорость семь километров в час, строго парами; три - вооружение отсутствует, скорость пять километров в час, арьергард, приоритетная цель, вероятно командование.

Это только начало. Первая волна. Её стоило бы подпустить ближе, где-то на километр-два, и только потом запускать основные системы. Буров вырубил “Тура”, оставив активными лишь системы наблюдения. Его ведь наверняка прощупают, а так он “выглядит” выпотрошенным, как те экзотела у придавленного модуля.

Когда количество приближающихся пар перевалило за десяток, он понял, что ждать дальше нет смысла. Всех не накроешь, да и не в этом суть. Суть в том, чтобы они вошли под гору как можно позже. В идеале - не вошли вообще.

Панель озарилась приятно-синим; всего за пару секунд низкий гул аккумуляторов возрос до почти неразличимого фальцета - запели протоволны. Преднастройки отработали одна за одной. Буров не просто так ждал, просматривая глаза в вечерние сумерки, он всё приготовил заранее. Псевдоамериканец объяснял доступно.

Майкл. Его звали Майкл.

У белотелых не было шансов среагировать на пробуждение углепластикового Человека-Из-Горы на той стороне каньона.

Присутствие Ренаты истаяло одновременно со стартовым хлопком - первая из трёх противопехотных ракет пошла вдоль видимой ей одной прицельной параболы. Соискатели бросились врассыпную лишь когда она вынырнула из-за обрыва. Слишком поздно.

Раздался взрыв, плато на миг озарилось, пронзённое свистом множества поражающих элементов. Издали это скорее походило на дешёвый турецкий фейерверк, чем на детонацию боевой ракеты…

Но датчики движения смолкли.