Под сенью Юноны (СИ)

      Прикидываться дальше было небезопасно, так что я медленно открыла глаза и недоуменно захлопала ресницами. Лучше всего притвориться идиоткой, может побольше услышу. Начнут объяснять, да и проболтаются. Пока картинка не складывалась.

      Я максимально постаралась изобразить шок и непонимание:

- Где я? Кто вы? Где пап`a, я ничего не помню…

      Тень приблизилась и оказалась видным мужчиной лет сорока, прекрасно сложенным, белые волосы небрежно завязаны в низкий хвост, серые глаза обрамлены неожиданно тёмными ресницами. Какие у него были брови! Прямые, чёткие, лоб высокий, без единой морщинки. Серо-голубой камзол сидел как влитой, широкие плечи, тонкая талия, ну до чего же хорош собой! Интересно, а как у него «там»? Должно быть хоть что-то неидеальное в этом экземпляре, а то я буду икать и заикаться… Он едко ухмыльнулся:

- Насмотрелись, милочка? Да, «там» тоже всё нормально, я Вас уверяю. Я так понимаю, что Вы не англичанка. На немку тоже не похожа, первое впечатление было ошибочным. Так кто же Вы?

      Неожиданно я вспомнила, что лежу голая перед очень привлекательным мужчиной и попыталась прикрыться руками. Он моментально скинул камзол и набросил на моё замёрзшее тело.

- Простите старика, заболтался. Добби! Подай леди халат.

      Я неловко села с помощью будущего поклонника Гарри Поттера и завернулась в мягкий камзол. О, как божественно пахло от его одежды. Мужской элегантный парфюм, как ему подходит. Ошарашивающий - медленная и сложнейшая игра нот в каждом вдохе, ощущение, что уверенные и сильные мужские руки нежно прошлись по моему телу, Боги мои, это же Фаренгейт, но какой! Шарада, а не одеколон. Белый кедр, мускатный орех, цитрусовые и нежная ромашка, это же начало восьмидесятых, пирамида аромата была иной…

- Благодарю Вас, сэр. Наверное, я сплю. Таких слуг не бывает, это же сон. Тогда я Вас прощаю, что Вы видели меня обнажённой. Меня зовут Нина, я каталась с папой на лошадях, но вдруг близко кто-то выстрелил, лошадь меня сбросила, а дальше я ничего не помню…

      Я решила прикинуться богатенькой глупой молоденькой дурочкой, это было не трудно. Моя предпоследняя мачеха была моложе меня на пару лет и погибла именно так. Я ушла из дома в двадцать шесть, через год после её кончины. Последней супруге отца исполнилось девятнадцать, я органически не могла называть её «мамой». Мой отец был академиком, родная мама – его аспиранткой. Мама умерла, когда мне исполнилось шестнадцать, пьяный отец влетел на своём «Крузаке» в столб и отделался переломом ноги, мама умерла сразу. Папа, вернее его друг, изобрёл крутое лекарство, ещё во времена Союза, но отец подсуетился и вовремя оформил на себя патент во времена всеобщей неразберихи. Теперь он был богат, не работал, и с большим чувством отдавался любимой охоте и сексу с юными барышнями. Папашка был человеком непорядочным, вёртким и живучим, как рыжий таракан. Похоже, что в семейке Малфоев, я буду, как рыба в воде. Дом, милый дом. За последние шесть лет мы виделись с отцом едва ли больше двух десятков раз. Он перечислял мне деньги, я вкладывала их в депозиты. Довкладывалась. Теперь он получит деньги обратно и потратит их на очередное супер ружьё и эксклюзивное сафари. Вот и хорошо, деньги в любом случае его. Ненавижу, хоть бы подавился. Истинный изобретатель чудо-пилюли спился и умер лет десять назад, а папочка исправно ездил на симпозиумы и делился историями «великого озарения». Пора тряхнуть семейными генами и приспособиться под обстоятельства.