Под сенью молочного леса (сборник рассказов)

Пусть будет в Рождество нам весело с утра!

Давайте петь, плясать, кричать "ура"!

Взрослые воздымали глаза к потолку, а тетушка Бесси, которую уже дважды напугали заводной мышью, всхлипывая у буфета, потягивала бузинную настойку. Кто-то ставил на неприбранный стол стеклянную вазу с орехами, и мой дядюшка, как всегда раз в году, говорил:

- У меня не орех, а целый дом, тащи-ка, парень, сюда домкрат - вот я его разделаю под орех.

Обед окончен.

Еще я помню, как под вечер на Рождество, когда, усевшись у камина, все уверяли друг друга, что это ничто, нет, просто ничто по сравнению с тем великолепным, снежным, нарядным от ягод падуба Рождеством с отменной индейкой, потрескивающим в камине огромным рождественским поленом и поцелуями под ветками омелы, когда они были детьми, а я, закутавшись в шарф, в школьной фуражке и перчатках, под скрип моих новеньких, блестящих ботинок выходил на улицу, в белый мир на прибрежном холме, и заходил к Джиму, Дэну и Джеку, чтобы вместе побродить по снежному безмолвию нашего городка.

Мы шагали по улицам, утопая в снегу, оставляя на исчезнувших тротуарах громадные, глубоченные следы.

- Спорим, будут думать, что тут прошли бегемоты.

- А что б ты сделал, если б увидел бегемота на Террас-роуд?

- Я бы вот так - раз! Перевалил бы его через ограду и покатил с горы, а потом почесал бы ему за ухом, и он завилял бы хвостом...

- А что б ты сделал, если б увидел двух бегемотов?..

С твердыми, как железо, боками бегемоты с ревом и грохотом, сокрушая все на своем пути, двигались нам навстречу сквозь крутящийся снег, когда мы проходили мимо дома мистера Даниэля.

- Давайте опустим мистеру Даниэлю снежок в почтовый ящик.

- Давайте напишем на снегу.

- Давайте напишем на снегу во всю лужайку: "Мистер Даниэль совсем как спаниель".

- Гляди, - говорит Джек, - а у меня пирожок со снегом.

- И какой у него вкус?

- Как у пирожка со снегом.

Или мы бродили по белому берегу.

- А рыбы видят, что идет снег?

- Они думают, что это падает небо. Затянутое одним сплошным облаком небо безмолвно плывет к морю.

- Все старые собаки разбежались.

Летом собаки сотни разных пород и мастей с визгом носились у самой воды, лая на хребты волн, совершавших набеги на берег.

- Спорим, сенбернару сейчас бы тут понравилось.

Мы - ослепленные снежным сиянием путешественники, заблудившиеся средь северных холмов, и нам навстречу трусцой спешат огромные псы, словно одетые в меховые воротники, с закрепленными на шее фляжками бренди, заливаясь звонким лаем: Выше! Выше!

Мы возвращались домой по бедным, пустынным, ведущим к морю улочкам нашего городка, где несколько ребятишек красными голыми пальцами копались в глубоком, исполосованном колесами снегу и посылали вдогонку нам свист и насмешки; и пока мы взбирались на гору, их голоса раздавались все тише и тише, пока совсем не слились с криками птиц у причала и сиренами пароходов там, в белой круговерти бухты.

Теперь, когда мы сидим у камина и жарим каштаны при еле мерцающем свете газового рожка, пришла пора небылиц. В долгие ночи - я не смел глянуть через плечо - гремя цепями, появлялись привидения, зажав свою голову под мышкой, и, точно совы, кричали: У-у-у, а в укромном уголке под лестницей, где щелкает газовый счетчик, прятались дикие звери!

- Однажды, - говорит Джим, - жили-были трое мальчишек, ну вот вроде нас, и в темноте они заблудились в снегу возле часовни Вифезды, и с ними стряслось...

Это было самое жуткое происшествие, о каком я только слыхал.

Помню как-то раз, за день или два до сочельника мы отправились распевать рождественские гимны; на небе не было даже самого крошечного осколочка луны, которая могла бы осветить порхающую белизну таинственных улиц. В конце одной длинной улицы был проезд, он вел к большому дому, и в тот вечер, в темноте, преисполненные страха, зажав на всякий случай по камню в руке, и слишком храбрые, чтобы вымолвить хоть слово, мы отправились по этому проезду. Проносясь над придорожными деревьями, ветер выл так, будто это хрипели в пещерах какие-то мерзкие старцы, у которых и вместо ног-то, может, были перепончатые лапы. Мы подошли к черной громаде дома.

- Что будем петь? - прошептал Дэн.

- "Слушайте вестника"? Или "Раз в год приходит Рождество"?

- Нет, - сказал Джек. - Давайте "Добрый король Вацлав". Считаю до трех.

Раз, два, три - мы запели. В запорошенной снегом мгле, окутавшей дом, где, мы знали, никто не живет, наши голоса звенели тонко, как бы издалека. Мы стояли у темной двери, тесно прижавшись друг к другу.

Глядел Вацлав, добрый король,

На праздник Стефана.