Под сенью молочного леса (сборник рассказов)

Дождь полил сильнее. Он захлестывал почерневший задний двор и маленькую, уютную конурку дома, и нас, и съежившийся, притихший город, где в гавани "Мальборо" подводное пианино бренчало мелодию "Дэйзи", и бесшабашные, крашеные хной женщины взвизгивали, отхлебнув портвейна.

Хетти и Гермиона ужинали. Двое затопленных ребят смотрели на них с завистью.

- Плесни соевый соус в картошку, - прошептал Лесли; и ей-богу, она так и сделала.

- Неужели нигде ничего не случается, - сказал я, - в целом мире? По-моему, в Последних новостях все врут. Никто никого не убивает. Больше нет нигде ни греха, ни любви, ни смерти, ни свадебных платьев, ни разводов, ни норковых шуб, и никто никому не подсыпает мышьяк в какао...

- Могли бы включить для нас музыку, - сказал Лесли, - и потанцевать. Не каждый вечер на них глядят двое парней под дождем. Совсем не каждый вечер!

По всему истекающему водой городу маленькие растерянные люди, которым некуда идти и нечего тратить, назойливо топтались под отсыревшими окнами, покорные дождю, но ничего не случалось.

- Я схвачу воспаление легких, - сказал Лесли.

Кот мурлыкал, подпевая гудевшему камину, качался маятник в часах, с каждым взмахом унося все дальше наши жизни. Закончился ужин, а Хетти и Гермиона долго сидели, не проронив ни слова, в безмятежности и согласии, в своей маленькой светлой коробочке, потом посмотрели друг на друга и медленно улыбнулись.

Теперь они тихо стояли посреди опрятной мурлыкающей кухни, глядя друг на друга.

- Сейчас что-то будет, - прошептал я как можно тише.

- Начинается, - сказал Лесли.

Мы больше не замечали прокисшего, остервенелого дождя.

Улыбки застыли на лицах двух притихших, умолкнувших женщин.

- Начинается.

И мы услышали, как Хетти сказала тонким таинственным голосом: "Принеси альбом, милая".

Гермиона открыла шкаф, достала большой альбом для фотографий в твердом цветном переплете и положила его на стол. Потом они с Хетти сели рядом, и Гермиона открыла альбом.

- Это дядюшка Элиот, который умер в Портколе, у него был удар, сказала Хетти.

Они ласково смотрели на дядюшку Элиота, но нам его не было видно.

- Это Марта-вязальщица, ее ты не помнишь, милая, вокруг нее вечно были клубки шерсти; она просила похоронить ее в джемпере, в лиловом, но ее муж не позволил. Он приехал тогда из Индии. А это твой дядюшка Морган, - говорила Хетти, - он из тех Морганов, что жили в Кидвелли, помнишь его, когда был снег?

Гермиона перевернула страницу.

- А это Майфэнви, она вдруг стала какой-то странной, помнишь. Как раз, когда кормила малышку. Это твой кузен Джим, он служил священником, пока все не открылось. А это наша Берил, - сказала Хетти.

Но все это время она говорила, как будто повторяла урок: любимый урок, который она знала наизусть.

Мы поняли, что они с Гермионой чего-то ждали.

Потом Гермиона открыла следующую страницу. И тут мы поняли по их затаенным улыбкам, что этого-то они и ждали.

- Моя сестра Катинька, - сказала Хетти.

- Тетушка Катинька, - сказала Гермиона. Они склонились над фотографией.

- Помнишь тот день в Аберистуите, Катинька? - ласково сказала Хетти. Тот день, когда мы поехали на пикник с хором.

- На мне было новое белое платье, - раздался новый голос.

Лесли сжал мою руку.

- И соломенная шляпка с птицами, - говорил чистый новый голос.

Губы Гермионы и Хетти не двигались.

- Я всегда любила птиц на шляпках. Только перья, конечно. Было третье августа, и мне исполнилось двадцать три.

- Двадцать три должно быть в октябре, Катинька, - сказала Хетти.

- Верно, милая, - говорил голос. - Мой знак Скорпион. И мы встретили Дугласа Пью на прогулке, и он сказал: Ты сегодня как королева, Катинька, сказал он. Ты сегодня как королева, Катинька, сказал он. Зачем эти двое заглядывают в окно?

Мы помчались по усыпанной гравием дорожке за угол дома, на проспект и дальше, до арки Святого Августа. Дождь обрушивался, пытаясь затопить город. Мы остановились отдышаться. Мы не говорили ни слова и не смотрели друг на друга. Потом побрели дальше сквозь дождь. На углу улицы Виктории мы снова остановились.

- Спокойной ночи, старик, - сказал Лесли.

- Спокойной ночи, - сказал я.

И мы пошли, каждый своей дорогой.

РАССКАЗ

Собственно, это и рассказом-то не назовешь. Ни настоящего начала, ни конца, да и середина ни то ни се. И речь всего лишь об однодневной поездке на шарабане в Порткоул, до которого, понятное дело, шарабан так и не докатился. И произошло это во времена, когда я был возвышенным и куда более симпатичным.