Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)

Мы разбили палатку в углу участка, где не так дуло.

— Кому-то придется разжечь примус, — сказал Сидней, и после того как Джордж обжег себе руку, мы сели в кружок у спальной палатки и заговорили об автомобилях, довольные, что уехали за город, разнежившиеся в дружеской компании, и лениво болтали, думая каждый о своем, но помня все время, что ниже нас море кидается на скалы и откатывает обратно и что завтра мы будем купаться, играть в мяч на песке, расстреливать камнями бутылку на выступе скалы и, может быть, повстречаем трех девочек. Старшая пойдет Сиднею, уродка Дэну, а самая младшая мне. Джордж всегда разбивал очки во время разговора с девчонками, и он уходил слепой курицей, а на следующее утро объяснял нам:

— Извините, что мне пришлось уйти, но я не успел выполнить одно поручение.

Был шестой час. Мои отец с матерью, наверно, уже кончили пить чай; тарелки, расписанные знаменитыми дворцами, убраны со стола; отец сидит с газетой, мать штопает носки — и далеко от меня, вон там, левее, за голубоватой мглой на верху холма, в своей дачке, они прислушиваются к детским крикам в парке, которые слабо доносятся до них через теннисный корт, и думают обо мне: где я сейчас и что я делаю. А я сидел в поле один со своими товарищами и, покусывая травинку, говорил:

— Демпси дал бы ему жару, — и думал, что отец Джорджа и видеть не видел, как этот кит бурлит волны на поверхности моря и горой уходит под воду.

— Побежали наперегонки до конца поля? Спорим, я тебя обгоню!

Мы с Дэном помчались, лавируя между коровьих лепешек, и Джордж, топая, поспевал за нами.

— Пошли на берег.

Повел нас Сидней; в коротких штанах защитного цвета он побежал напрямик, как солдат, перескочил через изгородь, потом верхним полем к нижнему, к рощице в низине, по вереску на полянку у скал, где около палатки боролись двое крепышей. Я видел, как один из них укусил другого за ляжку, оба они свирепо, со знанием дела лупили друг друга по лицу, один вырвался, вскочил на ноги, но второй повалил его и ткнул лицом в землю. Это были Брэзелл и Скелли.

— Эй, Брэзелл и Скелли! — сказал Дэн. Скелли держал Брэзелла полисменской хваткой — одной рукой выше, другой ниже локтя; он быстро два раза крутнул ему руку и, улыбаясь, поднялся с земли.

— Здорово, ребята! Здорово, Коклюшка! Ну как твой папочка?

— Очень хорошо, спасибо.

Лежа на траве, Брэзелл ощупывал, не сломаны ли у него кости.

— Здорово, ребята. Ну как ваши папочки?

Оба они были самые рослые и самые отпетые парни в школе. Весь семестр изо дня в день эта парочка ловила меня перед уроками и втискивала в корзинку для бумаг, а корзинку ставила учителю на стол. Иногда я сам из нее выбирался, иногда нет. Брэзелл был тощий, Скелли толстяк.

— Мы стоим на поле у Баттона, — сказал Сидней.

— А мы здесь отдыхаем на курорте, — сказал Брэзелл. — Ну что, Коклюшка, как ты теперь? Папа дал тебе пилюльку?

Нам всем четверым — Дэну, Сиднею, Джорджу и мне хотелось сбежать вниз, на отмель, остаться там одним, ходить и орать на воле у моря, бросать камешками по волнам, вспоминать разные приключения и всячески чудить, чтобы и нам было что вспомнить потом.

— Мы пойдем с вами, — сказал Скелли.

Он взял Брэзелла под руку, и они потащились следом за нами, передразнивая нелепую походку Джорджа и хлеща прутьями по траве.

Дэн сказал с надеждой в голосе:

— А вы надолго здесь, Брэзелл и Скелли?

— На все две недельки, Дэвис, и Томас, и Эванс, и Коуклюш.

Когда мы дошли до Мьюслейдской отмели и разлеглись там, я стал загребать песок горстями и пропускать его струйку за струйкой между пальцами, а Джордж смотрел на море сквозь свои очки с двойными линзами, пока Сидней и Дэн нагребали ему песку на ноги. Брэзелл и Скелли сидели позади нас как двое стражников.

— Мы хотели недели на две съездить в Ниццу, — сказал Брэзелл и толкнул Скелли в бок. — Но для цвета лица тут воздух лучше.

— Лучше лечебной травки, — сказал Скелли.

Они заржали в восторге от своего остроумия, стали тузить и кусать друг друга, снова схватились бороться и швырять песком в глаза и наконец с хохотом повалились навзничь, и Брэзелл утер бумажной салфеткой кровь из носу. Джордж лежал, зарытый в песок по пояс. Я смотрел, как море отходит все дальше и дальше и как ссорятся птицы, летая над ним, а солнце начинает терпеливо клониться к западу.

— Полюбуйтесь на Коклюшку, — сказал Брэзелл. — Правда, он удивительный? Растет прямо из песка. У Коклюшки нет ножек.

— Бедный Коклюшка, — сказал Скелли. — Он самый удивительный мальчик на всем белом свете.

— Удивительный Коклюшка, — сказали они в один голос. — Удивительный, удивительный. — И затянули нараспев, дирижируя своими прутьями:

— Плавать не умеет.

— Бегать не умеет.

— Учиться не умеет.

— В кегли не умеет.

— В крикет не умеет.

— И держу пари, писать тоже не умеет.

Джордж дрыгнул ногами, стряхивая с себя песок.

— Нет, умею.

— Плавать умеешь?

— Бегать умеешь?

— В кегли умеешь?

— Не приставайте к нему, — сказал Дэн.

Они подтащились ближе к нам. Море теперь быстро убегало от берега. Брэзелл погрозил пальцем и сказал с полной серьезностью: