Но он-то пребывал там неизменно, не человек, а пыхтящая, сопящая махина — его подтяжки напрягались, словцо тросы, когда он втискивался в узкий проход за стойкой крошечной лавки, смотревшей окнами на улицу, и дышал шумно, словно целый духовой оркестр. И буйно обжорствовал на кухне, причмокивая над обильным ужином, такой несоразмерный с окружающим, слишком огромный для всего, кроме своих собственных ботинок — не ботинок, а двух громадных черных лодок. Когда он ел, дом уменьшался в размерах; он вздымался громадой над мебелью, на крикливой клетчатой лужайке его жилета валялись, словно после пикника, окурки, корки, капустные кочерыжки, птичьи косточки, виднелись разводы от подливки; лесной пожар его шевелюры потрескивал между окороками, на крюках свисавших с потолка. Жена дядюшки была такая малютка, что ударить его могла, только встав на стул, — посему каждую субботу вечером в половине десятого он брал ее под мышки и осторожненько ставил на стул, причем обязательно на кухне, чтобы она могла треснуть его по голове тем, что под руку попадется, а на кухне под руку всегда попадалась фарфоровая собачка. По воскресеньям — и под мухой — он пел высоким тенором и завоевал множество призов.
Впервые о ежегодной поездке я услышал однажды вечером, когда сидел за стойкой, на мешке с рисом под одним из дядюшкиных животов, и читал рекламу моющего средства для овец, потому что больше читать было нечего. Помещение до краев заполнял мой дядюшка, — когда вошли мистер Бенджамин Франклин, мистер Уизли, Ной Боуэн и Уилл Сентри, я решил, что лавка вот-вот лопнет. Казалось, мы все забились в ящик буфета, где пахло сыром и скипидаром, махоркой и бисквитами, нюхательным табаком и поношенным жилетом. Мистер Бенджамин Франклин сообщил, что набрал достаточно денег, чтобы нанять шарабан, купить двадцать ящиков светлого эля, да еще кое-что останется чтоб всем участникам поездки подкрепиться при первой остановке, и еще, ему до чертиков надоела слежка, которую установил за ним Уилл Сентри.
— Целый день, куда ни пойду, — жаловался мистер Франклин, — он тащится за мной, как одноглазая собака за пастухом. К моей собственной тени у меня в придачу есть еще и собака. На черта мне какой-то олух, таскающийся за мной повсюду с замурзанным шарфом на шее?
Уилл Сентри покраснел и возразил:
— Это масляные пятна. У меня теперь велосипед.
— Ну, просто ни минуты уединения, — продолжал мистер Франклин. Веришь, прямо-таки прилип ко мне — боюсь, двинься я внезапно назад, окажусь у него на коленях. Просто удивительно, что он не ложится по вечерам в мою постель.
— Жена не позволит, — сказал Уилл Сентри.
Тут мистер Франклин еще больше разозлился, и они все принялись урезонивать его, приговаривая:
— И что тебе дался этот Уилл Сентри?
— Какой вред от старика Уилла?
— Да он просто за денежками присматривает, Бенджи.
— Я что, нечестный? — удивленно воскликнул мистер Франклин.
Ответа не последовало, а потом Ной Боуэн произнес:
— Ты же знаешь, что такое комитет. После Боба Скрипача они не очень-то доверяют новому казначею.
— По-вашему выходит, я способен пропить деньги на поездку, как Боб Скрипач? — спросил мистер Франклин.
— Способен, — медленно произнес дядюшка.
— Я подаю в отставку, — сказал мистер Франклин.
— Только денежки сначала отдай, — вставил Уилл Сентри.
— Кто подложил динамит в водоем для лососей? — спросил мистер Уизли, но на него никто и внимания не обратил.
Через некоторое время они преспокойненько играли в карты, в сгущающихся сумерках разогретой, пропахшей сыром лавки, и мой дядюшка надувался и трубил всякий раз, когда выигрывал, а мистер Уизли погромыхивал, как землечерпалка, и в конце концов я уснул на благоухающей подливками всхолмленной лужайке дядюшкиного жилета.
Однажды воскресным вечером, вернувшись из Бетезды, мистер Франклин заглянул на кухню, где мы с дядюшкой поедали ложками сардинки прямо из консервной банки, потому что было воскресенье и дядюшкина жена все равно не позволила бы нам играть в шашки. Она тоже была где-то в кухне. Может, притулилась в бабушкиных настенных часах, свесивших гири и издыхающих. Через секунду дверь отворилась снова, и в комнату проскользнул Уилл Сентри, вертя в руках твердую круглую шляпу. Оба они уселись на диванчик, одинаково чопорные, пронафталиненные, черные в своих костюмах для церкви — прямо как с похорон.
— Я принес список, — сказал мистер Франклин. — Все заплатили полностью. Можешь спросить у Уилла Сентри.
Дядюшка надел очки, обтер усы носовым платком, размером напоминающим наш государственный флаг, отложил в сторону ложку, которой только что ел сардины, взял у Франклина список, снял очки, чтоб видеть буквы, а потом не торопясь перебрал все имена одно за другим.