Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв.

Весьма точно Платтер сумел уловить коммерческий дух английской столицы. Он обращает внимание на то, что «…там [в Лондоне] много купцов…»^{169}, «…богатых купцов и банкиров, некоторые из них торгуют дорогими товарами, в то время как другие занимаются только вкладами или оптовой торговлей»^{170}. Путешественник особо отметил, что в Лондоне продают любые вина — «легкие и крепленые [вина], греческие, испанские, французские и немецкие», которые «…можно купить за приемлемую цену из-за низких морских ввозных пошлин»^{171}.

Большое впечатление на швейцарца произвела Лондонская биржа — «огромная, как и в Антверпене, однако немного меньше, там два входа и только один большой сквозной коридор, где выставлены все товары на витринах <…> Семьсот человек можно встретить там два раза в день, до ланча, в 11 часов, а потом снова после ужина в шесть, покупают, продают, обмениваются новостями, в общем, ведут дела»^{172}.

В Лондоне, как замечает путешественник, «…продаются разные товары»^{173}. С этой точки зрения Платтер оказался весьма наблюдательным, запечатлев в своем отчете поистине бурлящую торговую жизнь города.

Практически все нити экспортной торговли, все английские торговые компании в XVI — начале XVII в. (от Купцов-авантюристов, появившихся до 1500 г., до Ост-Индской и Африканской компаний, возникших в начале XVII в.) были в основном монополизированы состоятельными лондонскими купцами, самой активной и многочисленной (более 60% членов корпораций) частью пайщиков большинства внешнеторговых компаний^{174}. В результате уже в начале XVI в. быстро выросла доля Лондона в зарубежной торговле: к 1500 г. 60% английской шерсти, 70% сукна (в середине столетия доля экспорта сукна достигла почти 90%) и 65% прочих товаров экспортировалось через Лондонский порт^{175}. В конце XVI — начале XVII в. появились новые направления торговли: Россия, Балтика, Средиземноморье, Атлантика и Дальний Восток, где Лондон также имел почти полную монополию[27].

Рост морской торговли стимулировал развитие судостроения, которое с конца XVI в. стало процветать по берегам Темзы. Колониальная торговля вызвала к жизни новые отрасли производства, в частности, сахароварение, которое в середине XVI в. разместилось на восточных окраинах города. В 1568 г. начали изготавливать венецианское стекло, и до второй половины XVII в. его производство ограничивалось только рамками Лондона. Шелк, часы, кареты в XVI в. также производились только в столице^{176}. В городе продолжали существовать и традиционные отрасли ремесленного производства: текстильная, кожевенная[28], металлообработка, строительство и многие другие. При этом ремесленное производство все больше переходило на окраины, где была дешевая рабочая сила иммигрантов, отсутствовало регулирование производства, и имелись необходимые для некоторых отраслей водные ресурсы.

Богатство, экономический потенциал и политическое значение позволили Лондону стать наиболее привилегированным городом уже в XI столетии: Вильгельм I Завоеватель, перед которым город открыл свои ворота, признав его королем, в первые десятилетия своего правления пожаловал ему две хартии, в которых подтвердил «все права и обычаи короля Эдуарда»^{177}.

Генрих I (1100–1135) по хартии 1131 г.[29] предоставил городу за 300 ф. право фирмы — уплаты в казначейство ежегодной фиксированной денежной суммы взамен произвольных поборов с правом горожан делать раскладку этих средств и самим их собирать^{178}.

Получение права фирмы связано с особенностью городского развития в Англии: подавляющее большинство английских городов, притом почти все наиболее значительные и влиятельные, были расположены на королевской земле[30]. В силу этого освобождение городов от сеньориальной зависимости происходило, как правило, посредством финансовых соглашений с короной. С другой стороны, осознавая всю важность городов для борьбы с крупными феодалами и для усиления королевской власти, постоянно испытывая потребность в денежных средствах, последняя охотно предоставляла городам привилегии. Однако короли, которые в Англии, помимо горожан, имели прочную опору в мелком рыцарстве и свободном крестьянстве и располагали сильным государственным аппаратом, могли не так уж считаться с городами и направлять развитие городских привилегий по выгодному для себя руслу, ставя их в определенные рамки в отношении правительства. В результате ни один город в Англии, включая Лондон, не смог добиться права полного самоуправления по типу французской коммуны, фландрских городов или «имперских» городов Германии^{179}. К началу XIV в. лишь 35% английских городов получили право фирмы; 31% мог избирать своих мэров и бейлифов, 48% имели свой городской суд; остальные вынуждены были довольствоваться более или менее скромными экономическими и политическими привилегиями^{180}.