Под сенью цветущей яблони (СИ)

  Горбун щёлкнул пальцами, из кустов вынырнули трое человечков. На них были светло-зелёные одежды, шелест которых сливался с шелестом травы, а в руках они держали деревянные миски с дарами леса: орехами, грибами, ягодами. Девочка обернулась - сквозь рыжие волосы показалась белая ткань платья - и безразлично осмотрела подарки. Не произнеся ни слова, она вернула взгляд к деревне и к поезду, который подходил к деревне и из отблеска успел превратиться в сверкающий луч. Карлик тяжело опёрся на клюку, хмыкнул, но его не почтили даже поворотом головы.

  Раздался протяжный гудок: вокзал заволокло паром - железная гусеница прибыла в деревню, - открылись двери вагонов, и из нутра поезда вывалились уставшие люди. Глаза девочки заблестели, она встала, поправила платье и маску, чтобы не наползала на лицо. А люди расходились, даже не оборачиваясь на чудесное животное, что привёзло их домой; рядом с поездом остался одинокий мужчина, постукивающий по колёсам молотком.

  Вдруг заколыхалась трава, сбрасывая росинки: что-то приближалось, петляя, словно змея. Стебли расступились, и показал голову чёрный мохнатый зверёк. Он ткнулся острым, как у мыши, носиком в ногу девочки. 'Мышка' запищала: в лесу были чужаки и они были рядом. Надоеду передёрнуло как от боли, а девочка словно не придала новости значения и продолжала смотреть на поезд. Мужчина с молотком перестал стучать и направился назад, к 'голове' гусеницы. 'Мышка' обернулась в сторону чащи, схватила зубами подол платья и три раза потянула его, но получила в ответ только раздражённое бурчание. Мужчина тем временем зашёл внутрь, поезд зашипел и тронулся, подарив станции на прощание раскатистый рёв.

  'Мышка' судорожно трясла подол, указывая мордочкой на лес: между деревьями уже можно было различить человеческие фигуры. Хранительница и сама почувствовала чужаков. Надоеда не выдержал, кинулся на землю и на четвереньках уполз, а девочка неподвижно провожала поезд, пока стук колёс не затерялся в горных лесах. И только тогда она взяла зверька на руки и встала, чтобы побежать вслед за Надоедой, но было уже поздно: люди подошли слишком близко, и ей пришлось затаиться в траве.

  Два парня и девушка остановились в нескольких шагах от её укрытия. Они, срываясь на крик, спорили о чем-то, вернее, о ком-то, кого нельзя было оставлять. Девочка оцепенела: первый раз за долгие годы люди стояли так близко. Она приподняла голову над травой и тут же опустила. Выйти или нет? В горле застрял комок, и избавиться от него не получалось. А что сказать? Она уперлась руками в землю. Не испугаются ли? Прошел год. Или месяц. Или день. Девочка и дальше бы лежала в траве, если бы вдруг не поняла, что троица уходит. Сейчас или никогда. Она уже встала на корточки, но её остановила острая боль в руке: 'мышка' вцепилась зубами в кисть и повисла на ней. Увидев, что хозяйка леса не покидает укрытия, зверёк разжал челюсти и юркнул к её ногам, сжавшись в комочек. Троица скрылась в высоких травах, даже перепалка стала еле слышна. Слёзы сами собой навернулись на глаза, девочка занесла ладонь для удара, но, вздохнув, опустила. Зверёк этого не видел и трясся от страха. Хозяйка леса снова вздохнула; медленно, чтобы не напугать 'мышку' ещё больше, протянула ладонь, дала понюхать пальцы и погладила по спинке. Люди тем временем пересекли последнюю границу леса, растворились за ней, и Хранительница перестала их чувствовать.

  Когда лес заботливо укрыл девочку от непрошенных взглядов, она почувствовала чужую в чаще, видимо, о ней спорили на опушке. Чужая бродила в гуще леса, и вдруг девочка поняла, что та на пути к Яблоне. Со зверьком на руках Хранительница ускорила шаг, перешла на бег и поднялась в воздух. До сердца леса оставалось еще несколько сотен шагов.

  Чужая боролась с колючим кустарником. Победа в итоге досталась человеку, а кусту - клок ткани. Она выбралась на край поляны и стала как вкопанная: стены бурьяна и деревьев защищали раскидистую яблоню. Яблоня была старой и огромной, в два обхвата шириной, морщинистая кора потрескалась и слезла, обнажив молочный ствол. Усталые ветви склонились до земли, ветер пытался поднять их и раскачать, но те лишь волочились, приминая сухую траву. Редкие листья уже опали, хотя осень только началась, и чёрными оспинами покрыли залитую лунным светом поляну.

  Серебряное дерево завораживало, и, когда Хранительница добралась до сердца Леса, чужая была уже в паре шагов от яблони. Вот она подошла к сени дерева, вот протянула руку, чтобы убрать полог ветвей и пройти к стволу...

  Девочка застыла. Она не знала, что пугало больше: сама чужая или её неминуемая гибель. Вдруг 'мышка' снова укусила её, и прошмыгнула в чащу; резкая боль вырвала из груди непрошенный крик. За криком поднялся вихрь, будто ветер хотел перехватить беглеца, но не успел - чужая обернулась и остановила руку.

  Тишина, даже ветер скрылся и забрал с собой шелест листьев.

  - Не... трогай... её, - выдавила из себя девочка.

  Снова молчание.

  - Яблоня... не для... - Речь давалась тяжело, сбиваясь после каждого слова. - людей.