Он посмотрел на нее холодно и спокойно, затем, нахмурив лоб, отвернулся, словно подбирая слова.
– Итак, – нетерпеливо произнесла она. – Уж не мучает ли вас совесть, милорд?
– Моя совесть чиста, – отрывисто ответил он, с трудом подавляя бешенство… и страсть, так как даже в своем гневе и презрении она была до невозможности хороша и он едва удерживался от того, чтобы не заключить ее в объятия. – Я уже говорил, что у меня неотложные дела с сэром Джоном. Так вот, их обсуждение заняло очень много времени, а когда мы закончили, то возвращаться одному в Бистоун-Лодж было опасно.
– Всем известна репутация сэра Джона, и, несомненно, те развлечения, которые он предложил, тебе милее. Я все прекрасно понимаю, так что, будь добр, избавь меня хотя бы от твоего притворного огорчения. Изабелла, разумеется, растрезвонит об этом повсюду.
Обвинения жены больно задели Эдварда. Он злобно прищурился, а губы его скривились в ядовитой усмешке.
– Я не святой и в прошлом с удовольствием предавался радостям жизни, – оборвал ее он. – Что касается твоих измышлений относительно того, как я провел ночь, то ты ошибаешься – я спал один. У меня нет ни малейшего желания нарушать брачные обеты. Не тебе меня судить, Джейн, особенно если вспомнить о твоих тайных свиданиях с неким джентльменом.
Он отвернулся, чтобы удержаться и не накинуться на нее в порыве страсти, весьма неуместной в данной ситуации. Но когда он мельком заметил боль в ее глазах, то понял, что ее ярость – всего лишь защита и она изо всех сил борется с собственным унижением. Она так юна и уязвима, подумал Эдвард, и злость его улеглась. Он вздохнул и пошел к ней, чтобы обнять, но она тут же отодвинулась, боясь, что если уступит сейчас, то он догадается о ее безнадежной любви.
– Не трогайте меня! – выкрикнула Джейн. – Не смейте!
Она резко отвернулась и вышла из комнаты, так и не поняв из-за обиды и гнева, что его поведение – результат мучительной ревности. Дело в том, что он увидел сэра Саймона Баттериджа в гарнизоне Дерби – тот находился среди пленников-роялистов, которых отправляли в Лондон, дабы там на потеху публике провести по улицам, а затем заточить в самые скверные из городских тюрем.
Эдвард узнал Саймона по светлым длинным волосам и по горделивой, несмотря на связанные руки, осанке. Он был без шляпы, но в сапогах – значит, поймали его недавно. Правда, к тому времени, когда пленники доберутся до Лондона – те, кому посчастливится не умереть от голода, – он, подобно остальным, собьет ноги до крови.
Эдвард уже собрался покинуть Дерби, но, увидев человека, покорившего сердце Джейн, выругался и вернулся обратно к сэру Джону, где спиртным попытался заглушить муки ревности. Впрочем, его мучила не только ревность. Вспомнив, что Саймон Баттеридж был еще и другом Джеймса, Эдвард почувствовал себя отвратительно оттого, что ничем не облегчил положение несчастного и тем самым предал покойного друга.
Вернувшись на следующее утро в Бистоун-Лодж и продолжая в душе злиться на Саймона Баттериджа, он решил ничего не говорить Джейн о злополучной встрече, так как сознавал, что она зальется слезами и кинется в Дерби вызволять его из беды, забыв о всяком приличии.
В результате щедрых возлияний у сэра Джона голова у Эдварда болела, тело после ночи, проведенной на жестком соломенном тюфяке, разламывалось так, словно его пытали на дыбе, в довершение всего он не мог правдиво объяснить жене свое ночное отсутствие.
По дороге в Лондон Джейн никак не могла отделаться от раздражения, тем более что ей пришлось ехать в одной карете с Изабеллой, не скрывавшей своего злорадства. Столь скорый разлад между супругами Изабеллу ничуть не удивил, она никогда не верила, что Эдвард может глубоко и искренне любить Джейн, которая казалась ей полным ничтожеством.
То, что он сбежал из дома в брачную ночь, наводило Изабеллу на мысль, что кузен не намерен серьезно относиться к своим супружеским обязанностям. Посему она твердо решила как можно скорее объявиться в Лондоне, чтобы полюбоваться на унижение ненавистной Джейн.
Во время путешествия в Лондон Эдвард мало находился в карете с дамами, предпочитая большую часть дороги ехать вместе с конвоем. На постоялых дворах Джейн вела себя благоразумно, но подчеркнуто холодно и не делала больше замечаний относительно его проступка. Она разделяла покои с Энн, и если та и считала, странным, что Эдвард не приближается к жене со дня свадьбы, то была слишком воспитанна, чтобы спрашивать об этом. К тому же голова девушки была занята совсем другим.
Энн замкнулась в себе, почти все время молчала и смотрела в окно невидящим взглядом. Бледная и равнодушная к окружающим, она в отчаянии думала только о Саймоне. Будущее рисовалось ей таким же унылым, как дейтонские пустоши в зимние дни. Как бы ей ни хотелось соединить свою жизнь с Саймоном, узнай об этом Эдвард, трагедии не миновать.
Джейн, несмотря на собственные любовные невзгоды, глубоко сочувствовала подруге.