Под сенью звезд

Исла стояла перед королём викингов, этим властным и рыжебородым королём, привыкшим распоряжаться и подчинять. Опустив голову, она вспоминала слова Оливии – её предсказание. Но такого ли суженого она ждала? Захватчика, чужестранца, сильного и злобного зверя, способного за мгновение разделаться с ней. И вот теперь она стоит перед своевольным хозяином, поработившим всех жителей островов, подчинив все шесть кланов, меньше чем за месяц. Кто он, этот Олаф, который волею судьбы уготован ей в супруги, и он ли это? Может ведьма ошибалась? Внутри Ислы бурлили горящие волны, набегавшие на неё и сотрясающие её сопротивление. Она боролась внутри, пытаясь забыть тот день, когда услышала предсказание Оливии, когда впервые с замиранием в сердце говорила с незнакомцем, рисуя его образ в сознании. Что можно представить, какие черты должны соединиться в единое целое, составляя чарующую картину любимого, которого так и не увидят глаза? Воображение более богато, чем видимый образ, ведь в глубинах фантазии можно отыскать не только формы и цвета, но и приукрасить невидимый образ до идеала. Но так ли это? Похож ли образ из фантазии на существующий, реальный, или это жалкая пародия, обман? Кто же из двух Олафов: воображаемый и существующий, более настоящий? Ощущаемый или воображаемый, живущий в реальности или в сознании? Ведь всё, что мы порой видим, слышим или ощущаем, живёт в нашем сознании, лишь благодаря представлениям, оставляющим памятные следы, порой более яркие, более чёткие, чем их материальный носитель. Даже после исчезновения, уничтожения этого материального носителя, образ, отражённый в памяти, не перестанет существовать. Он по-прежнему будет жить, и действовать в мыслях полных фантазий.

Хотела ли Исла, что бы Олаф исчез из её мира, покинул вмиг её землю? Она не знала этого, она лишь покорно стояла перед ним, словно перед богом, способным распоряжаться жизнями людей. И он действительно обладал властью и силой, способной покорять. Внутри Исла не сдавалась, в ней бились две силы: иссякающее воспоминание об идеальном образе суженного, которое она подавляла внутри себя, и образ тирана, палача, которого изобразили местные жители – её соотечественники, перед тем, как её привели к нему.

Её золотистые вьющиеся пряди, ниспадали на плечи и лицо, прикрывая его с обеих сторон. Олаф прикоснулся к её голове и нежно провёл по лоснящимся волосам. Лёгкая дрожь невольно прошла по её телу, и это заметил Олаф. Он чуть прикоснулся к её подбородку и слегка поднял её голову. Глаза дедушки по-прежнему были опущены. Он не хотел причинять этому великолепному созданию боль. Он видел её лишь во второй раз, и оба раза его поразили, взволновали его сердце, затуманивая мысли. Он испытывал с ней те же волнующие, трепетные ощущения, которые охватили его в первый раз. Он проверял свои чувства. Ложны ли они, ошибся ли он в них, или судьба уготовила для него очередное испытание, раскрыв перед ним свою улыбку. Он был молод, но за своё недолгое, но бурное существование, полное приключений, схожих с противостоянием одинокого корабля бушующему морю, посылающим на него свои волны и ветра, он научился в них лавировать, противостоять стихии судьбы, готовящей новые подъёмы на гребне и падания в пропасти отчаяния. Он научился понимать и разгадывать эти подарки, от некоторых он отказывался, другие обходил стороной. Жизнь ужасна, полна страданий и боли, разочарований и угнетений. Но иногда она дарит нам свои улыбки, чтобы мы не разочаровывались в ней и не отвергли её, проклиная навеки веков. Кто была для него Исла: мимолётным видением, подарком судьбы, платой за одержимость и твёрдость в желании развивать свою страну, покорять новые земли? Он не мог дать ответа, да и не искал его. Сейчас, находясь так близко от неё, наедине с самым прекрасным цветком жизни, он наслаждался приливом новых сил, сладострастных ощущений, которые так волнующе бурлили в нём. Но чувствовал он и какое-то новое, быть может, опасное, ощущение, незаметно прокравшееся внутрь. Это было какое-то тревожное чутьё скрытой опасности, исходившей не от девушки, но идущей по её следам, ставшей её тенью, призраком, скрывающемся во мраке необъяснимого, подобно той уродливой старухи в черном, держащей нож, которая убралась прочь с его появлением перед Ислой. Вместе с наслаждением он чувствовал, что впустил какой-то потаённый страх, словно холодный сквозняк, прячущийся за красотой и изяществом.