Под сетью и мечом [сборник]

Такой была его тактика, всячески демонстрировать готовность сотрудничать со следствием. А стратегия была одна — выжить, избежать пыток. Ради этого он готов был выложить любые подробности из личной жизни своих знакомых, включая самые интимные. Рассказывая об одной женщине, помощнике прокурора, описал, какие предметы женского туалета оставались в кабинете после ее визита к начальнику.

Через какое-то время «еврейский вопрос» стал терять «актуальность», и следователи принялись усиленно «превращать» Шейнина в шпиона. Пошли вопросы о связях с заграницей. Однако здесь Шейнин держался стойко. Он начисто отрицал свою вину в шпионаже или измене Родине.

Вот, например, отрывок из протокола допроса от 7 февраля 1953 года:

«Вопрос: Материалами дела установлено, что вы проводили враждебную работу против Советского народа по заданию представителя иностранного государства. Признаете это?

Ответ: С представителями иностранных государств я не был связан и заданий по проведению вражеской работы из-за кордона я не получал.

Вопрос: Ваше заявление лживое. Имеющиеся в распоряжении следствия факты полностью изобличают вас в связи с заграницей. Прекратите уклоняться от правды.

Ответ: Еще раз заявляю следствию, что я агентом иностранной разведки не был».

Одновременно он писал заявления на имя первых лиц государства. Вот такие:

«У меня нет чувства обиды за свой арест, несмотря на перенесенные физические и нравственные страдания. Скажу больше: тюрьма помогла мне многое осознать и переоценить. И если мне вернут свободу, этот процесс нравственного очищения и глубокого самоанализа даст мне как писателю очень многое. Слишком легко мне раньше удавалась жизнь».

Что тут скажешь?

После смерти Сталина, когда многие дела стали прекращаться, Шейнина держали в тюрьме еще более восьми месяцев. Он не мог не видеть, как меняется ситуация, узнал, что его личный враг Лихачев арестован, и резко изменил свои показания, многое из того, о чем говорил, стал отрицать. Кстати, Лихачев в декабре 1954 года вместе с другими руководителями МГБ СССР за допущенные злоупотребления будет осужден и расстрелян.

А Шейнин, понимая, что перемены наступили, писал многостраничные заявления: «Я «признавал» факты, в которых нет состава преступления, что я всегда могу доказать. Следователей же в тот период интересовали не факты, а сенсационные «шапки» и формулировки. Чтобы сохранить жизнь и дожить до объективного рассмотрения дела, я подписывал эти бредовые формулировки, сомнительность которых очевидна… Я не перенес бы избиений».

21 ноября 1953 года дело Шейнина было прекращено, его освободили. И он этому очень радовался. Радовался еще и тому, что далекое эхо теперь, как ему казалось, невозвратных лет уже отголосило над его головой и его угрюмой страной. Как-то Лев Романович зашел в Верховный Суд СССР. Председатель Верховного Суда Анатолий Антонович Волин, увидев его в коридоре, пригласил к себе в кабинет. Спросил:

— Ну что, тебе там крепко досталось?

— Да нет, — спокойно ответил Шейнин.

— Говорили, что ты признался еще в машине, когда тебя везли на Лубянку после ареста.

— Нет, все было не так.

— Но ты же признавался?

— Я действительно что-то такое признавал, я боялся избиения, — коротко ответил Шейнин и сменил тему.

«Было очевидно, что он ничего не хочет рассказывать, — сказал мне во время одной из бесед Волин, когда вспоминал об этой встрече. — «Умная голова» посчитала, что так будет лучше. А вообще-то он был по характеру нестойкий…»

Была у Шейнина памятная встреча и в родной прокуратуре, где ему и его коллеге Дорону вернули партийные билеты, хранившиеся там после ареста. Это было единственное, что можно было тогда сделать. Как сказал снятый в то же время с работы за то, что не обеспечил надлежащего надзора за исполнением законов в органах МГБ, Генеральный прокурор Г.Н. Сафонов, «где начинался порог МГБ, там заканчивался прокурорский надзор». Впрочем, и сам Шейнин знал это не хуже.

Он знал систему, в которой прошла его жизнь, которой он служил в меру своих сил, и потому никогда и ничего не любил вспоминать из прошлого — ни политических процессов, ни собственного ареста, ни бесчисленных допросов… Ведь многие тайны, в которые он был посвящен, были не только тайнами времени и системы, но и его собственными, глубоко личными тайнами.

В последние годы своей жизни Шейнин работал заместителем главного редактора журнала «Знамя», затем редактором на киностудии Мосфильм, принимал активное участие в создании знаменитого сериала «Следствие ведут Знатоки». По его сценариям в это время были сняты фильмы «Ночной патруль», «Цепная реакция», «Игра без правил», поставлена пьеса «Тяжкое обвинение». Завершена трилогия «Военная тайна».