Под шафрановой луной

Майя не сопротивлялась, когда он начал ее раздевать, осыпая ласками, и даже отвечала на них, как будто могла помочь ему стереть обидные слова. Но стереть не получалось.

Уже потом, скорее по привычке, чем из потребности прижимаясь к его голой спине, теплому от усталости, хмеля и отзвучавшей страсти телу, Майя почувствовала себя одинокой, как никогда.

6

Севастополь, октябрь 1854

Дорогая Майя!

Ну вот, я опять давно тебе не писал, а ведь от тебя всегда приходят такие теплые и ободряющие строки! И я в них действительно очень нуждаюсь.

Ты оказалась права: мы одержали победу в гавани Альма, и это должно послужить хорошим стимулом. Но какова цена! Так много раненых, а у нас ни бинтов, ни шин, ни хлороформа, ни морфия, ни места – бедолагам приходилось лежать прямо на голой земле или на склеенной навозом соломе в стойлах ближайших крестьянских селений. Я ампутировал конечности без анестезии, пока мои пациенты сидели на перевернутых кадках или лежали на старых дверях, снятых с петель, оперировал при свете луны, потому что не было ни свечей, ни лампы. Больше тысячи раненых пришлось отправить в госпиталь в Скутари, рядом с Константинополем. Не удивляйся, об этом не напишут в газетах – нельзя же признать, что в действительности наша прославленная армия – всего лишь толпа халтурщиков и дилетантов! Другие врачи ужасно необразованны. Еще совсем зеленые, всего по полтора года опыта работы после обучения. Пусть даже министерство старалось выбирать призывников с хорошим хирургическим образованием, юнцы попросту не знают, что делать в случае реальной опасности. Экзамен при призыве был простой формальностью – такое у меня складывается впечатление.

Откровенно говоря, теперь я не уверен, что мы выиграем эту войну так уж быстро и легко, как твердят повсюду. Пока здесь тепло, если не сказать жарко, но коли нам придется оставаться до наступления зимы – помилуй нас Бог…

Поспешно (скоро начинается следующая двенадцатичасовая смена), но не менее сердечно и крепко обнимаю.

Твой брат Джонатан.

Севастополь, начало ноября 1854

Дорогая сестренка!

Не могу вспомнить, какое сегодня число или день недели, впрочем, здесь, за границей, это неважно. Мне нужно знать дату, только чтобы выписывать свидетельства о смерти, но стоит несколько часов пролежать на походной кровати, как я вновь теряю счет дням. Когда я думаю о том, как часто пишут домой простые солдаты, каждый раз чувствую себя виноватым – но после дежурств я обычно страшно устаю, даже руки болят. Эмми уже тоже сердится, что я так редко пишу – если от меня нет вестей больше двух недель, она начинает беспокоиться, что со мной что-то случилось.