Вскоре Остроухов услышал навязчивое повторение звуков – то ли «ал», то ли «нал», издаваемых визави. Вначале пытался вникнуть, что сие значит, но в конце концов сплюнул про себя. Впрочем, к месту: ничего нового, ему неизвестного, то бормотание приоткрыть не могло.
Как ни странно, в причудливой перекличке событий толмачом тех фонем мог выйти Шабтай. Минутами ранее, на другом конце света, в далекой, изнывающей от жары Ботсване, он столкнулся у двери Барбары с некой «трибуной», едва не сбившей его с ног. Перенесись он на эту дачу, его проворный ум, отталкиваясь от ассоциаций, вывел бы – «трибунал».
Но о Шабтае, гендиректоре их потерпевшего крах проекта из-за разбившегося в Ливии «Боинга», Остроухов вспоминал нечасто. Ведь компанию-банкрота, по обыкновению, ликвидируют, а от персонала – рано или поздно – избавляются. Пусть о них голову сушит Всевышний…
– Зароют нас, как собак, на пустыре. А у меня оба родителя живы, не перенесут… – донеслось со стороны кресла.
Остроухов медленно поднял голову, устремляя на Куницына затуманенный взгляд.
– Выпьешь еще? – предложил Главный, будто ничего не прозвучало.
– Все, что остается… – мрачно согласился Куницын.
– Принесу. – Остроухов отправился на кухню за «обновкой».
Коллеги освежились, но взгляд Главного снова завис, нагнетая загадку.
– Может, нырнем? – живо предложил Куницын, словно ему приоткрылось что-то.
– Куда? – удивился заядлый рыбак.
– В любое посольство…
Некоторое время хозяин поглаживал колени, казалось, приноравливаясь к услышанному. При этом предугадать его реакцию было непросто – будто определиться не спешит… В унисон невнятному лику Главный и откликнулся, отстраненно, из далека:
– Режим наш обречен, хотя знают об этом немногие… Мы с тобой да еще от силы сотня. За бугром уже десятки миллионов зеленых из советских закромов… Разворованы теми, кто, как и мы, знает, что Совдепия давно на химиотерапии. Пока страной правит Его Величество Бесхоз, тащи. Не то – обставят другие… Теперь, если смотреть здраво, заботиться о себе, семье, близких – естественная формула жизни. Наш проект тем самым в нее идеально вписывается… И, Бог свидетель, возник по причине «быть бы живу, а не с жиру», так сказать, перефразируя поговорку… Далее. Этот мир, упорно не умнеющий, – безнадежный гадюшник. Что у нас в нищей Совдепии, что на материке активного благоденствия. Но предавать могилы предков… – Генерал прервался, после чего вдруг выпалил: – Ни за что! Пусть давно я продал дьяволу душу, хотя бы по должности! Застрелюсь, скорее!
– Так что, Рем, с руками за спиной, в наручниках, под утро? – обронил в испуге Куницын.
– Нам нужен Витька, – замкнул короткую паузу Остроухов.
– О ком ты, кто-то из агентуры? Не догоняю…
– Витька, твой Витька, – уточнил Остроухов.
Физиономия Куницына вытянулась. Казалось, он вот-вот вскочит на ноги.
– Рем, для чего?!
– Думал, дошло, в какой мы заднице? – Остроухов указал на лежащую на журнальном столике папку. – Не уберем Ефимова – настучит. Сделать это может в любой момент, не дожидаясь моего отклика.
– Деньги-то можно достать, покрыв недостачу! На контору Патоличева у нас столько, в глазах рябит! Прижмем – раскошелятся! Да и по другим – с походом: в Москве десятки валютных миллионеров! Хоть клуб открывай! – запальчиво протараторил заместитель.
– Леша, разворошить навоз – без вони не бывает! – Хозяин выразительно подался вперед. – Все ссыкуны, искривленные системой. Ты им: «Давай делись, не то – Руденко». Ответят: «О чем ты, Рем?» И пошло поехало – месяца на два-три невнятностей. И по целому вороху причин – без гарантии на успех: технических, номенклатурных, обычных шкурных… У нас этих ме-ся-цев нет, после того как ревизор сел на хвост! Не говоря уже о том, что через месяц-другой резидентуры взбунтоваться могут…
– Рем, в Управлении столько мочил! – взмолился Куницын.
– Запомни, у нас есть только Витька! Лишь та любовь, что между вами, сулит успех и то – не на сто процентов… – провел демаркацию Главный.
– Пацана не отдам, не заикайся даже! – отбивался Куницын. – Салажонок ведь! Не то что пороха – бабы не нюхал! Да и чему их там, в разведшколе, учат? Языкам да Western mode of life![4]
А тут завалить… Не врага, а своего! Вмиг рассечет: папаша, иуда, ссучился! Молится же на меня!– Сын твой в спецгруппе, мне ли не знать, – бесстрастно заметил хозяин. Подумав, стал расставлять акценты: – Врать нехорошо, особенно в твоем положении. Лучше выметайся из своего психоза, трезвей, Леха, трезвей! Да, кстати! Когда нас троих с начфином заметут, Витька твой, кадровый сотрудник КГБ, тоже сядет, максимум через неделю. И полгода промытарят – за просто так…
– Подожди, а наши инъекции? – нашелся Куницын. – Укол в толпе – и необратимый распад психики. Сделаю сам… – опустошенно подытожил генерал-майор.