Под солнцем Тосканы

В третьем слое рабочие откопали косяки и порог в каменной стене, большом строительном камне этого участка. Очевидно, камни предыдущего дома были использованы для постройки нашего дома. Их они выкладывают рядком вдоль стены, восхищаясь качеством камня.

На одной из террас мы сложили терракотовые плитки для полов. Мы их сохранили, когда строили новую ванную и патио, в надежде, что плитки хватит для мощения пола в новой комнате. Мы с Эдом отобрали самые хорошие плитки, тщательно очистили их и промыли. У нас получилось сто восемьдесят плиток, некоторые с выбоинами — на случай, если понадобятся половинки. Рабочие всё таскают камни. Уровень пола уже понизился больше чем на полметра. Белый грузовик снова движется вверх по подъездному пути, доставляет длинные плоские кафельные плитки, в которых проложены каналы для воздуха. Рабочие выкладывают обычные кирпичи в десять рядов на место выемки, на сглаженный пол; теперь это в основном скалистое основание с несколькими горными камнями, местные называют такие камни piscia — моча — за характерное для них истекание воды через мелкие трещины. Кирпичи образуют каналы для стока влаги. Длинные пустотелые плитки цементом прикрепляются сверху. Рабочие замешивают цемент, как тесто для пасты: насыпают большой холм песка на землю, потом делают в нём ямку и начинают лопатой смешивать в ней цемент с водой. По пустотелым плиткам сверху они распределяют изолирующее покрытие — нечто, имеющее вид рубероида, и сетку из толстой железной проволоки — арматуру. Сверху кладут слой цемента. Я сказала бы, работа на целый день.

Нам не пришлось мучиться от завывания работающей бетономешалки. Мы со смехом вспоминаем мешалку Альфьеро периода возведения великой стены. Однажды он смешивал цемент и, немного поработав, убежал на другой объект. Когда он вернулся, мы увидели, как он стучит кулаками по бетономешалке; он забыл про цемент, и тот к полудню затвердел. Сейчас мы смеёмся, вспоминая другие недоделки прежних работяг. На их фоне эти — просто короли.

Трещины в штукатурке — такие я видела в своей столовой в Сан-Франциско после землетрясения — появились на втором и третьем этажах над тем местом, где пробивали отверстие для двери; отлетели большие куски. Не может ли весь дом превратиться в груду развалин? Днём меня тревожит эта перспектива. Каждую ночь мне снятся старые кошмары: как будто мне надо сдавать экзамен, как будто у меня нет экзаменационных вопросов и я не знаю, какой предмет я сдаю. Или как будто я опоздала на поезд в чужой стране и наступила ночь. Эду снится, что к дому подъехал целый автобус со студентами, у них рукописи, на которые он должен дать рецензии к завтрашнему дню. Полусонная, в шесть часов утра я дважды сжигаю тосты.

Стена почти пробита. Рабочие вставили третью стальную балку над отверстием, с одной стороны поставили кирпичную опорную колонну, теперь заняты новой стеной, толщиной в два кирпича, которая отделит нас от горного склона. Примо осматривает кирпичи, которые мы отчистили. Он поднимает один — из-под него вылезает огромный скорпион; я вздрагиваю, и Примо со смехом прихлопывает его молотком.

Позже, читая в своём кабинете, я вижу, как другой скорпион ползёт вверх по светло-жёлтой стене. Обычно я ловлю их стаканом или банкой и выношу на улицу; этому я просто разрешаю ползти дальше. Стук рабочих по камню создает странный, почти восточный ритм. Стоит жара, такая, что хочется убежать от солнца, как от бури. Я читаю про Муссолини. Он собрал обручальные кольца у женщин всей Италии, чтобы профинансировать войну с Эфиопией, но так и не сдал золото в переплавку. Спустя годы, когда его поймали при попытке бегства, у него был мешок с золотыми кольцами. На одной фотографии у него вытаращенные глаза, деформированный лысый череп, крепко сжатые зубы. Он выглядит сумасшедшим. Звуки «чинк-чинк» напоминают мне гамелан — индонезийский оркестр народных инструментов. На последней фотографии Муссолини висит кверху ногами. Подпись под картинкой гласит, что женщина пнула его в лицо. В полусне я представляю себе, что внизу мужчины вместе с дуче исполняют индонезийский танец.