Под солнцем Тосканы

Даже названия этих переулков призывают вернуться, заглянуть в каждый и обследовать его: Ночной переулок, Переулок Зари, а Лестничный переулок — это длинный пролёт плоских ступеней.

В вымощенных камнем старых городах Тосканы у меня не возникает чувство, что я в прошлом, какое у меня было в Югославии, Мексике или Перу. Тосканцы — люди нашего времени, просто они инстинктивно ухитряются нести за собой своё прошлое. Вот, например, американская культура призывает сжигать за собой мосты — мы это и делаем; а их культура говорит: перейди в мир иной и снова перейди. Жертвы чумы, свирепствовавшей в четырнадцатом веке, которых когда-то выносили из дверей для мёртвых, и сейчас нашли бы свои дома, причём даже нетронутыми. Прошлое и настоящее мирно сосуществуют рядом, нравится нам это или нет. На старом здании, когда-то принадлежавшем клану Медичи, до прошлого года родовая эмблема этого семейства — шар — соседствовала с керамическими молотом и серпом, символом коммунистической партии.

Я иду по короткой улочке, отходящей к площади Синьорелли. Эта площадь немного побольше, и круглый год по воскресеньям она гудит — здесь базарный день. Летом на ней каждое третье воскресенье устраивается ярмарка антиквариата. На площадь вынесены столики двух баров. Я всегда обращаю внимание на унылого флорентийского льва на колонне, которого медленно разъедает эрозия. В любое время дня бары заполнены народом; ближе к полуночи сюда приходят выпить чашечку кофе перед сном.

И здесь тоже мэрия иногда спонсирует ночные концерты. Народ и так весь на улице, но в вечер концерта на площадь приходят даже с ферм и загородных вилл. Сегодня ночью в этом городе с десятками католических церквей выступает негритянский хор религиозных песнопений в стиле госпел, приехавший из Америки. Конечно, это не стихийно собравшаяся труппа баптистов из церкви американского Юга, это профессиональный хор из Чикаго, у них с собой осветительное оборудование, они продают свои кассеты по двадцать тысяч лир каждая. Они очень громко исполняют «Поразительную милость» и «Мария, не рыдай». Акустика тут сверхъестественная, и звук отталкивается от зданий одиннадцатого и двенадцатого веков, окружающих площадь, на которой регулярно проводились турниры и куда в дни церковных праздников епископы выносили реликвии святых, а священники размахивали кадилами с курящимися благовониями. А мы ходим по городу, ступая по цветочным лепесткам, разбросанным детьми. Звукооператор регулирует микрофоны, и солист начинает привлекать толпу. «Повторяйте за мной, — говорит он по-английски, и толпа повторяет. — Восхвалите Господа. Спасибо Тебе, Иисус». Американские и английские войска освободили Кортону в 1944 году. С тех пор, вероятно, тут не собиралось так много иностранцев одновременно, тем более чернокожих. Хор большой. Студенты Университета штата Джорджия, оказавшиеся в Кортоне по программе изучения искусств, ощущают некоторую ностальгию по дому. И они, и небольшая группка туристов, и почти все жители Кортоны втиснулись на площадь Синьорелли. «О счастливый день», — во всё горло распевают чёрные исполнители, затащив к себе на сцену итальянскую девушку, чтобы та пела вместе с ними. У неё мощный голос, вполне сравнимый с их голосами, и её худенькое тело кажется созданным для пения. О чём они думают, эти представители древней расы обитателей Кортоны? Вспоминают ли они танки, которые вкатились сюда в тот счастливый день, когда солдаты бросали детям апельсины?

Или же думают, что месса в их соборе никогда не была такой величественной? Или просто раскачиваются вместе с неотёсанным американским Иисусом под эту музыку, давая увлечь себя?