Дэнни О’Шонесси, черт бы его побрал. Вот кого выбрал Ноэль на место повара соте. Я возненавидела этого О’Шонесси с первой минуты, и не только потому, что настроена ненавидеть любого мастера по соте.
Краснорожее, белобрысое чучело с торчащими «ежиком» волосами заходит, точнее говоря, бесцеремонно
Я до того убита, что Пабло кладет мне руку на плечо и утешает:
Обстановочка для начала трудового вечера, сами понимаете, та еще. На кухне, как обычно, пекло градусов под сорок. Начинают поступать первые заказы. Я закатала штаны до колен, повязала голову синей банданой. Пабло опустил полотенце в ведро со льдом — пот с физиономий вытирать.
О’Шонесси, кажется, не без способностей, но, по-моему, чересчур усердствует с дверцей духовки и слишком рьяно швыряет сковородки на плиту. Из кожи вон лезет, чтобы показать, что в этом деле собаку съел. Но меня не проведешь. Я знаю, что такие чересчур шумные и прыткие парни на самом деле не контролируют свои действия. В горячке, конечно, хлопнуть духовкой не грех, но сейчас-то спешить некуда. Вся кухня (кроме Ноэля, похоже) прекрасно понимает, что это игра на публику.
Молчун Пабло с хитрой улыбкой бормочет себе под нос:
А вот и первые заказы. Обычно их передает Ноэль, но сейчас он вышел, и новенький присваивает себе его полномочия:
— Острый паштет! Два зеленых салата! Один козий сыр! Один «Цезарь»! — орет он и вдруг добавляет (мы с Пабло и Хавьером не верим собственным ушам): —
Я отзываюсь:
— Острый паштет! Два зеленых! Один козий, один «Цезарь»!
Мы с Пабло работаем молча: забрасываем в большие серебряные салатницы всевозможные виды латука, посыпаем солью, перцем, травами, поливаем заправкой из уксуса и оливкового масла, выдавливаем три треугольника паштета из черных бобов на специальную тарелку и на минуту суем в жаровню.
— Одна утка! Две вырезки! Один лосось!
Хавьер откликается:
—
Про утку и лосося он не повторяет: ими занимается козлина О’Шонесси. Ноэль возвращается на кухню. Пока все более-менее спокойно, но это только начало, ведь сегодня пятница. Скоро вся кухня в поте лица будет жарить, парить, тушить, что-то мешать и подбрасывать на сковородках.
Лавина заказов нарастает. Ноэль координирует работу и украшает блюда фирменными закорючками в стиле абстрактного экспрессионизма. О’Шонесси истово хлопает дверцами и швыряет сковородки, но все равно не поспевает, и Ноэлю приходится его выручать. Эта парочка, как два прикрывающих спины друг друга солдата, начинает пляску соте: Ноэль жарит красного люциана[14] и ската, а О’Шонесси пыхтит над уткой с вишнями. По большому счету, это провал, ну да ладно, новичку простительно. Я великодушна, я ищу ему оправдания.
Ноэль как раз начал раскладывать рыбу на блюде, когда О’Шонесси, подпрыгнув пару раз и выпалив: «Надо отлить!» — вылетел из кухни в туалет через обеденный зал, прямо на глазах у посетителей. А это уж совсем никуда не годится.
Возвращается О’Шонесси явно вдохновленным. Готова поклясться, Ноэль уже закипает. Однако спесь не позволит ему так скоро признать свою ошибку, пусть даже ему пришлось взять на себя соте, пока О’Шонесси пудрил носик. А между прочим, когда Ноэль приближается к плите, ничего хорошего не жди.
У нас с Пабло короткая передышка: большинство клиентов закончили закуски и приступают к главному блюду. Скоро подойдет время десертов, и мы снова возьмемся за дело.
— Эй! — рычит Ноэль. — Хоть бы вид делали, что работаете!