Под созвездием Ориона

— Не булькнусь! Я в бассейне сто метров проплыл! На водной станции! Там нормы БГТО принимали у всех, кто хочет! И мне дали справку, что сдал на отлично!

Это была правда.

Но, конечно, Толька сказал, как мне следует использовать эту справку.

— Брэк! — велел нам Володя Амосов (по прозвищу Амос). Потому что мы уже готовы были сцепиться.

Тоська (в таких же, как у всех, трусах, плоская и тощая, как мальчишка) сказала, что поплывет тоже. Других девчонок и Горошека с нами в тот раз не оказалось. Сторож, значит, был один.

— Темчик, останешься?

— Конечно!.. А вы не долго там будете?

Мы легкомысленно пообещали, что «туда-обратно за пять минут».

Ближний край плотов оказался совсем недалеко. Я доплыл до него (рядом с Пашкой Шаклиным) без труда. Правда, когда выбрался на бревна, сердце колотилось, но не от усталости, а от волнения.

Мы разлеглись на теплых от солнца стволах. Солнце грела спины, пахло сосновой смолой. Плавное движение по воде нагоняло дремоту. И, видимо, поэтому мы плыли так довольно долго — пока подобравшийся издалека плотовщик не заорал на нас.

Мы посыпались в воду.

Оказалось, что плоты довезли нас почти до моста, за которым начиналась Затюменка.

Обратно было два пути — или вдоль воды, под обрывом, или наверх — по одной из крутых тропинок — а потом по улицам, что тянулись параллельно реке.

Старшие решили двигаться нижней дорогой. Их ожидал трудный путь — не везде были отмели, кое-где откосы уходили прямо в воду, эти места надо было преодолевать вплавь, против течения. Но большие ребята считали несолидным топать по городу в трусах. А мне, Тольке Рыжему, Амирке и Семке Левитину было «по фиг».

Тоська пошла с большими. Она побоялась сказать, что стесняется идти по улицам, и объявила:

— Я еще не совсем головой инвалидная. Тропинки-то через крапиву, а она самая крепкая, «татарская».

Амирка, видимо, задетый словом «татарская», ехидно заметил:

— Как других в крапиву пихать, так всегда готова, а как самой идти, так обоссалась...

Тоська в него плюнула, и мы разошлись.

Крапиву мы миновали почти благополучно. Только грузный Семка почесывал бок. И оказались мы у кромки обрыва, где из глины торчали остатки могучего кирпичного фундамента. Раньше здесь стоял большой Вознесенский собор (мне про него мама рассказывала). Перед войной его взорвали — или ради борьбы с религией, или потому, что он грозил рухнуть с оползавшего берега.

— Наверху есть дырка подземного хода, она в эти камни ведет, — значительным шепотом сообщил Рыжий.

Мы, остальные, только хмыкнули. Всем была известна черная дыра в земле, среди старых тополей. Все туда спускались. Внутри был узкий короткий лаз, который упирался в могучие плахи — видимо, вросшую в землю дверь. Плахи, хотя и полусгнившие, разломать было невозможно. Да и страшновато было там, под землей, если сидишь долго.

Но отсюда, снизу, остатки собора мы видели впервые.

— А вдруг тут клад? — шепнул не чуждый романтики Семка. — Гляньте, доски торчат.

Несколько сгнивших досок высовывались из-под плотной кирпичной кладки. А между ними... да, торчали две кости.

Рыжий бесстрашно ухватил кость и выдернул.

Безусловно, это была человеческая кость. Которая называется «берцовая». Такие рисуют скрещенными под черепом на пиратских флагах. Кость была черная, рыхлая, но сохранила свою зловещую форму.

Рыжий сунул ее мне в лицо — попугать — потом бросил вниз. И ухватил другую.

— Не трогай, дурак, — сумрачно сказал Семка.

Неподалеку торчали еще несколько сплющенных гробов

с костями. Видимо, под собором в старину были склепы.

Мы больше ничего не трогали, слегка притихли, стали подниматься. В этот момент из бурьяна выкатился темный круглый череп без нижний челюсти. Амирке прямо на босую ступню. Амирка дернул ногой. Череп запрыгал вниз, как мяч, и застрял в буйной зелени.

Мы выбрались наверх, перелезли через деревянную ограду и оказались на улице Республики. Напротив музея. Рядом с музеем была остановка автобуса.

16. 04. 97

«ОДНАЖДЫ ИГРАЛИ...»

Подъехала полуторка со скамейками — автобус тогдашнего времени. В кузове было много народа, кондукторша не сразу заметила «зайцев». А когда заметила и завопила, мы уже, подъехали к остановке «Улица Кирова». По этой-то улице (параллельной Семакова) мы и выбрались снова к реке.

На Пески, к пестрой куче нашей одежды, охраняемой одиноким Темчиком, мы подоспели одновременно с теми, кто шел по берегу.

Увидев нас, Темчик встал и... заплакал.

Его обступили.

— Темчик, ты чего? Приставал кто-то? Где эти гады?!

Он всхлипнул опять, сердито сдернул панамку, вытер ею глаза. И сказал уже не по-московски, а чисто нашим сибирским говором:

— Вы чё, ненормальные? Я думал, потонули. Пропали куда-то... Столько времени нету и нету, я не знал, что делать...

— Ох и свиньи мы, — искренне сказал Амос.

Темчика со всех сторон принялись успокаивать. И наконец он заулыбался, тронутый всеобщим сочувствием. И счастливый, что все вернулись живые-здоровые. Хотя все еще промокал панамкой глаза.