Под созвездием Ориона

Гоша ходил в отутюженных брюках и новой тюбетеечке. И складочки на брюках, и тюбетеечку ему, конечно, простили бы (как простили Темчику панамку), если бы Гоша в остальном оказался «нормальным пацаном». Но он держался обособленно, в играх не участвовал. Разве что в лото или в подкидного соглашался поиграть, когда мы собирались на большом крыльце. Садился на ступени, осторожно поддернув брючки и оглянувшись, словно боялся кусачих насекомых. Во время игры поджимал губы, как Таисия Тихоновна, когда она снисходила до бесед с необразованными соседками.

Гошка был высокий и тонкий. «Как глиста», — говорил Пашка Шаклин. Гошкин папа, брат ТТ, тоже был высокий и тощий. Я его плохо помню. Запомнил только, что по вечерам (когда мы еще играли, но времени было уже около десяти часов) он обязательно шел в туалет. В цветном халате своей сестры. Из-под халата торчали волосатые щиколотки.

Туалет, кстати, был новый. Старый стоял в дальнем конце двора, недалеко от помойки, но той весной его снесли и построили другой — на пустой лужайке рядом с флигелем. Стараниями Ивана Георгиевича. Жильцы флигеля возмущались, но напрасно — Иван Георгиевич был во дворе главный. Он говорил, что заботится о всеобщей пользе — до новой уборной ходить ближе. Это была правда. Только вот свежести летнего воздуха это строение посреди двора не способствовало…

Если мы сидели на крыльце и Гошка был с нами, его отец, возвращаясь, бросал на ходу:

— Георгий, домой.

Если племянник ТТ после этого позволял себе задерживаться (должен же он был показать свою самостоятельность), ТТ через минуту высовывалась в окошко:

— Го-ошенька! Пора ложиться спа-ать!

Гоша снисходительно пожимал плечами и шел.

Однажды он снизошел до игры с остальными в чику. Вернее, в «обстенок», когда пятаком бьют о кирпичную стену, стараясь, чтобы твоя монетка упала поближе к монетке соперника. И во время этой игры они поссорились с Пашкой Шаклиным. Кто там был виноват, не знаю, меня рядом не было. Возможно, и Пашка. Но говорят, Гошка сказал:

— У вас тут все такие жулики?

Это было уже не личное оскорбление, а посягательство на честь всего сообщества. Если хотите, вызов столичного воображалы нашему славному городу Тюмени. Так, по крайней мере, это решил расценить Пашка. И двинул московского мальчика по носу.

Гошка негромко, не теряя достоинства, заревел и пошел домой. Это я уже видел своими глазами, подоспев в данную минуту к месту действия.

Разумнее всего было бы всем исчезнуть со двора, но каждый понимал: это будет похоже на бегство. Да и куда денешься от ТТ? От последствий?

И последствия наступили стремительно. Таисия Тихоновна — в папильотках и цветастом халате — вылетела на крыльцо.

— Бандит! Убийца! Весь в отца! Туда же пойдешь! Сядешь следом за ним в тюрьму!

— Не ври! — взъярился Пашка. — Он никого не убивал! Его… по ошибке! Все знают!

— Бандит он и шпион! Писят восьма!..

Все притихли. Даже ребятишки знали, что за «писят восьма». Пятьдесят восьмая статья, по которой сажали за «вредительство и контрреволюцию».

ТТ передохнула и с новым запасом воздуха завопила опять:

— Писят восьма! Писят восьма!..

Она в своем обличительном самозабвении не видела, как Пашка подходит к ней. Он подошел и дал ей по роже.

И опять стало тихо. В этой тишине ТТ пискнула и убежала домой.

Пашка, опустив голову, тоже ушел. К себе.

А остальные весь вечер ходили хмурые. Сигналов горна и шумных игр не было…

Тетя Лена, Пашкина мать, потом рассказывала моей маме:

— Я прихожу с дежурства, а Таисия во дворе подбегает ко мне: «Он меня по лицу! При всех! Ни за что ни про что!..» Я сгоряча сразу в дом. «Ну, — думаю, — докатился до ручки, шпана такая!» Подбегаю, а он спит на полу у окошка. Я хотела сорвать одеяло да всыпать сразу, а Володя говорит спокойным таким голосом: «Не трогай его, мама…» Ну и рассказал, как было…

На следующее утро Пашку от греха подальше отправили в Вагай, к дядюшке, который там работал в местном радиоузле.

А ребячье сообщество занялось планами отмщения. Впрочем, не все, а его наиболее младшие и азартные представители. А старшие оказывали, так сказать, моральную поддержку.

От битья стекол, веревок на лестнице и «привидений» в темных углах отказались сразу — это было традиционно и мелко.

И тогда Темчик сказал:

— А мы в нашем дворе однажды устроили взрыв. Электрический. В сарае одного вредного соседа, который оттаскал за уши одного мальчика… Мы разбили у лампочки от фонарика стекло, сунули ее в запал из спичек и, когда надо, подсоединили ее к батарейке. Через длинный провод… Мне потом очень попало от мамы, но я никого не выдал…

…Ну и дальнейшее развитие событий повести.

Хороший заряд из кусков горючего целлулоида, которые мы набрали на свалке завода пластмасс. Запал из щепоти дымного пороха, который я раздобыл в охотничьих запасах отчима. «Дистанционное управление» из длинного, идущего вдоль заборов провода и плоской батарейки.