— Вся твоя любовь в том, чтобы я твои мешки таскала, — спустилась по ступеням женщина и подошла ко мне. — Новенькая?
Да вроде не старенькая, во всяком случае, для себя так только сегодня родилась. Но великанша мне понравилась, сразу было видно, что душа у неё такая же большая, как и рост. Мы разговорились, пока она помогала Фролу мешки таскать, и я решила остаться пока в этом доме, где, оказывается, всегда есть место для таких бродяг, как я.
ГЛАВА 2
Добротный дом был наполнен не менее радушными женщинами, чем великанша Доож, хотя и обладали более скромными размерами, что не могло не радовать. А то я уже начала себе казаться недорослем. Одна из хозяюшек, как раз накрывающих большой стол к завтраку, едва встретившись со мной в дверях, сразу заохала и, бубня что-то скороговоркой, потащила обалдевшую меня, как выяснилось, в умывальню. Над вёдрами с горячей водой курился пар и чудесно пахло свежестью и травами.
— Тяжко тебе, видать пришлось, если грын-травой натираться пришлось, — наконец, членораздельно произнесла моя сопровождающая.
— Чем? — поинтересовалась, уже скидывая с себя одежду и с вожделением протягивая руки к мочалке.
Тело, как будто только и ждало команды, зачесалось и потребовало немедленно смыть всю ту грязь, которая на меня налипла, пока я ночью в лесу развлекалась.
— Грын-трава, что в чащах самых глухих растёт, нечистую силу отпугивает. У тебя, вон личико всё ею перемазано, цвет она имеет особый — как небо предгрозовое.
М-да, это с таким чудищем Фрол ехал и даже виду не подал… Выдержка у мужика нечеловеческая или у них тут это в порядке вещей? Вполне возможно, он потому и не удивился, что я одна через лес идти не побоялась и, что важнее, невредимая из него вышла.
— Значит, работает травка. Через лес ночью пробиралась, никто не напал. Можно даже сказать, наоборот — разбегались. Она смывается? Не хочется перемазанной ходить, людей пугать.
— Сейчас настой специальный принесу, снова белоликой красавицей станешь. Если на трапезу утреннюю хочешь успеть, лучше не задерживайся, потом все к жрицам уходим.
Мне дважды повторять не надо. Смешала горячую воду с холодной и с энтузиазмом принялась делать из себя ту самую белоликую. По поводу красавицы не уверена, но кожа аж скрипела от чистоты. Очень вовремя вернулась добрая женщина, протянула мне кувшинчик с чем-то неимоверно пахучим и чистую свободную рубаху. Личико своё намазала, стараясь не дышать, да уж, воняет этот настой похлеще навоза давешней кобылки, надеюсь, хотя бы работает. Смыла и ещё раз повторила процедуру, только после этого облачившись в чистый наряд.
Не знаю, кем я была раньше, но при виде еды ощутила себя голодным волком. Обычным или оборотнем пока было непонятно, но кажется, даже рыкнула пару раз, когда кто-то неосторожно руку к моему блюду протянул. Всегда бы так завтракать! Разваристое мясо кусками отходило от кости и сочилось жиром, стекающим по моим загребущим рукам. Схваченный самый большой ломоть румяного хлеба сводил с ума ароматом и быстро уменьшался в размерах. И всё это запивалось горячим душистым отваром, немного сладковатым и кислым одновременно. Никогда в жизни так не наедалась, такое точно не забыла бы!
— Ох, спасибо, бабоньки, — поблагодарила, облокачиваясь на стену, так вовремя оказавшуюся за спиной, как знала — не стала садиться на лавку с другой стороны, где и опереться не на что было бы.
— Это тебе оборотня лесного благодарить надо, что хряка вчерась задрал, — ответствовала Доож, доедая свою порцию.
Что-то это мясо мне не на пользу пошло, поднявшись обратно и встав комом в горле.
— А оно, часом, не заразное?
— Кто же его знает, теперь полнолуния ждать надобно. И правда, девки, не подумавши мы на мясо-то позарились, — состроила серьёзную мину Доож, а затем расхохоталась. — Ты чего, оно ж уже варёное! Зараза оборотническая, она только если в кровь тебе попадёт, тогда опасная. Грын-траву искать не побоялась, а от одних слов об оборотне едва без чувств не падаешь. Али было с тобой чего?
Если бы я знала… С тех самых пор, как очнулась, никак не могу понять, кем я себя ощущаю в этом мире. Чувствую, что вокруг вроде бы всё ненастоящее, не такое, как я привыкла, а объяснить толком даже себе ничего не могу. Не помню не только имени своего, но и даже, как выгляжу, не знаю. И при этом кажусь себе тоже ненастоящей, хотя понятия не имею, какая я должна быть. И как вот это всё рассказать? Ещё за ненормальную примут, а оно мне не надо. Поэтому решила быть краткой.
— Что-то точно было, если я память потеряла, а толком сказать не могу. Может, помогут мне жрицы всё вспомнить, а?
— Ох, ты ж горемычная, — горестно покачала головой Доож. — Ни роду, ни племени не помнить, это ж совсем без корней остаться. А они нас и защищают, и сил придают беды житейские принимать. Хорошо, что ты к нам пришла, у нас и жрицы сильные, и отшельник, опять же.
— Он же не выходит, мне Фрол рассказывал. До отшельника этого и не добраться никак. И вообще страшно как-то, что я там вспомню…