Под стягом Габсбургской империи

После того как кадетом я провел несколько неприятных часов в Пернамбуку, я всегда опасался есть в тропиках рыбу. Но одного взгляда на стоквис в сыром виде было достаточно, чтобы убедиться — нет причин бояться инфекции. Треска висела в кладовке, ряд за рядом, и рыба уже мумифицировалась, превратившись из сверкающих серебристых существ, прыгающих по палубе траулера, в реликты из нижних слоев песчаника девонского периода.

Горячая пища или холодная — это едва ли имело значение, поскольку Зварт всегда возносил такую долгую молитву (считалось, что импровизированную, хотя на самом деле молитвы на борту были такими же формальными, как в любом требнике), что и расплавленная лава застыла бы, когда мы наконец приступали к еде. День завершался ужином из сухарей и чашки того же «кофе», что и на завтрак. Позже я выяснил, что кофе готовили путем обжаривания сухарей, оставшихся от предыдущего ужина, а потом угольки размалывали и заливали кипятком. Мое тело требовало калорий после вахты в кочегарке и на палубе, но желудок восставал при одной мысли о том, что именно я собираюсь в него впихнуть, чтобы восполнить эти калории.

Моя принадлежность к нечестивой части человечества, по крайней мере, имела преимущество — не было необходимости присутствовать вместе с остальным экипажем на ежедневных молитвах, изучении Библии и чтении псалмов (музыку Богоизбранные не одобряли, как и почти все прочие виды человеческой деятельности). Вместо этого я мог стоять на мостике и одновременно слушать молитвы, доносящиеся от братьев-кальвинистов из кают-компании, и возносящиеся в небо завывания муэдзина с верхней палубы (в обязанности вахтенного офицера входило каждое утро указывать по компасу направление на Мекку). Религия наполняла «Самбуран» от носа до кормы, как скотовозку навоз. Я часто гадаю, какой прок от этого Богу.

Глава шестнадцатая

Плаванье по плоскости

Возможно, вы заключили из вышесказанного, что на пароходе «Самбуран» находился один из самых странных экипажей, которые когда-либо появлялись на воде, с тех пор как Ноев ковчег пристал к вершине горы Арарат. Но впереди ждал еще более неприятный сюрприз.

Это произошло однажды вечером, спустя пять дней, после того как мы обогнули Яву. Большое серебряное блюдце луны только что поднялось с гладкой, маслянистой воды, ярко сверкали звезды. Судно летело вперед на неизменных четырнадцати узлах, как и всю прошлую неделю, оставляя за кормой прямой как стрела фосфоресцирующий след, словно ползущая по морю гигантская улитка. Я боялся, что корабль не сможет поддерживать эту скорость день за днем, и не обойдется ​​без лопнувшего котла или треснувшего коленвала, но мои опасения пока оставались необоснованными.

Корабль был построен добротно и весьма ухожен, котлы в отличном состоянии, двигатели все еще стучали и шипели где-то внизу без малейших признаков усталости. Прошел примерно час после начала первой вахты. Паломники уже устроились на ночь под навесами, расправили на палубе матрасы и собрали немногочисленные пожитки с довольным жужжанием пчелиного роя, прерываемого то там, то сям плачем ребенка или высокими, музыкальными переливами смеха. Капитан стоял на мостике, а я склонился над столом с картами, сравнивая наше последнее местонахождение с данными механического лага и показаниями оборотов вала. Вошел Зварт.

— Что ж, капитан, — заметил я, — три тысячи миль за девять дней. Значит, мы уже на одну восьмую обогнули землю.

Он остановился. Внезапно повисла мертвая тишина. Я почувствовал, что сказал что-то ужасно неправильное. Через несколько мгновений Зварт заговорил: медленно и обдуманно, будто поправлял ужасную бестактность, но не желал повторять ее вслух.

— Герр лейтенант, вы имели в виду, что мы уже на одну восьмую пересекли землю из одного конца в другой.

— При всем уважении, капитан, я сказал «обогнули»...

— Вы имеете в виду пересекли из конца в конец: мы не могли обогнуть землю, потому что мир плоский, а обогнуть плоскую поверхность невозможно.

Оказалось, я невольно наткнулся на тему, которая распаляла в объемистой груди капитана Зварта столько же жара, сколько кальвинистское предопределение или детали отлучения от церкви. Короче говоря, во время его монолога, продлившегося остаток первой вахты и значительную часть средней, я с растущим ужасом и недоверием осознал, что нахожусь посреди Индийского океана на борту парохода под командованием человека, который, основываясь на непогрешимости Библии, полностью отвергает две гипотезы, на которых основана вся морская навигация с 1500-го года: что Земля более или менее сферической формы и вращается вокруг Солнца. Если бы на его месте был кто-то менее серьёзный, чем шкипер Зварт, я бы заподозрил, что меня разыграли, но этот человек не обладал и крупицей чувства юмора: он явно был неспособен даже уловить шутку. Я попытался возразить.

— Но капитан, если Земля плоская, то почему Солнце поднимается и садится? Если сказанное вами верно, то его все время было бы видно из любой точки земли.

Он терпеливо улыбнулся.