Под стягом Габсбургской империи

— Вы с луны что ли свалились? Поезд не ходит вот уже полтора года. Во время войны турки, будь они неладны, подорвали пути, а чинить их некому. А вы кто такие?

Мы пробормотали какие-то извинения и поспешили вернуться к причалу. Теперь у нас оставалась единственная возможность — плыть на юг, к тому месту, где из озера в сторону Адриатического моря вытекает река Бояна. Я знал, что по озеру еженедельно ходит пароход компании «Австрийский Ллойд» [64], но не знал, когда именно. Изнемогая от усталости, мы спустили ялик на воду и снова погребли по озеру.

Начался дождь. Мы гребли с час или больше, а потом остановились и навострили уши, услышав кряхтение лодочного мотора — и двигалась лодка в нашем направлении. Мы изменили курс в сторону кустов на берегу, но слишком поздно. Нас высветил луч фонаря, а голос прокричал издалека:

— Вот они!

Не успели мы что-либо сообразить, как в воду вокруг нас врезался град пуль. Нам удалось опередить преследователей на пути к берегу, мы бросили ялик и кинулись в лес, а пулемет строчил в темноте, пули свистели в ветвях над нашими головами. Моторная лодка продолжала преследование. Вскоре мы услышали, как люди вылезают на берег. Теперь нам не оставалось иного выбора — либо подняться в горы, либо погибнуть, в каком бы состоянии ни была моя нога.

Тот ночной переход через горную гряду Румия [65] всплывает в памяти, как самая ужасная ночь в моей жизни. Дистанция не очень большая — не больше десяти— двенадцати километров, думается мне, — но чрезвычайно крутой подъем, почти до двух тысяч метров от озера Скутари, и затем такой же резкий спуск к берегу Адриатики с другой стороны. Я часто видел гору с палубы корабля, проходя вдоль побережья, её серые, голые известняковые валы, зубчатые и опасные, похожи на горы давно умершей планеты.

Но это было еще не самое худшее, поскольку внизу склоны горного массива Румии по большей части были покрыты типичным для карстового региона подлеском, который французы называют маквисом: плотно спутанные, непроницаемые заросли карликового дуба, сосны, мирта, олеандра и утесника смешались с острыми как битое стекло осколками известняка, кусты божественно пахли в мае и июне, но были почти совершенно непроходимыми.

Мысленно я вернулся в те годы, когда был кадетом, отвечающим за десантный отряд при штурме небольшого форта на острове Брацца [66], нам потребовалось пять часов, чтобы пройти двести метров через спутанные кусты, прибыли мы лишь когда отведенное время уже давно закончилось, и судьи посчитали десантный отряд Прохазки погибшим. Но это было днем и при хорошей погоде, а я не выбился из сил и не приволакивал травмированную ногу, а вооруженные люди не угрожали моей жизни. Несколько раз этой ужасной ночью я падал и молил господарицу бросить меня и спасаться самой. Но она всегда хватала меня за воротник и шла дальше, подставляя плечо, тащила меня через рассыпанные в беспорядке валуны. В конце нашим спасением стала козья тропа, иначе мне не пришлось бы вам об этом рассказывать. Она позволила нам взобраться наверх и уйти от преследователей.

Мы услышали за спиной голоса и одиночный выстрел, но звуки отдалялись, и скоро все стихло, кусты и низкое дождевое облако замедлило продвижение преследователей. Мы продолжили мучительный подъем через колючий подлесок, а затем, когда он стал более разреженным, через скалы и каменистые осыпи. Казалось, это будет длиться вечно. Потом мы заметили, что склоны стали менее крутыми; наконец, подъем сменился спуском.

Подъем к вершине гряды Румия был чистым мучением; но спуск с другой стороны сырым ранним утром и в темноте оказался еще хуже. Наш путь лежал вниз, по жуткому нагромождению скал и пропастей, а потом еще раз в ненавистный маквис. Мы шли туда по едва заметной тропинке, но скоро она оборвалась на участке настолько плотных зарослей, что все буйволы и носороги в мире не смогли бы проторить путь сквозь них. Я даже приблизительно не знал, где мы находимся, а теперь это меня заботило еще меньше.

— Господарица... Мы не можем идти дальше, ни шагу...

Она утомленно кивнула.

— Да... Не можем... Я тоже не могу. Давайте устроимся прямо здесь... По крайней мере, до утра в густых зарослях мы будем в безопасности.

Мы легли, совершенно истощенные, промокшие и продрогшие до костей, и прижались друг к другу в поисках единственного тепла, которое могли найти под холодной моросью. Но как только от усталости мы провалились в глубокий сон, я расслышал слабый звук. Поначалу я решил, что это просто звенит в ушах от утомления. Но нет, сомнений вскоре не осталось: это был мягкий плеск волн о берег.