— Бисли-ллахи-р-рахмани-р-рахим! (Во имя Аллаха милостивого, милосердного! (тур.))
— Расчехлить полковые стяги и стяги ополчения, — приказал Столетов. — Усилить орудийный обстрел колонн. Контратаковать, подпустив на короткую дистанцию!
Турки приближались.
— Николай Григорьевич, пора взорвать фугас, — сказал Рынкевич.
Столетов ещё раз посмотрел на дорогу. — Когда первый табор минует тот выступ, взрывайте.
Таборов ещё не было видно, но Саушкин уже слышал топот множества ног, густой гомон. Василий Дьячков проговорил:
— И мороза будто нет, жарко. Из-за поворота показались первые нестройные ряды, а следом повалил весь табор, и тут за горой, будто земля разверзлась, грянул взрыв. Поликарпа качнуло, а в ушах зазвенело и зашумело. К небу, клубясь, поднялся столб огня. Турки остановились в замешательстве.
— Братушки! — капитан Попов, командир третьей дружины, вскочил на бруствер. — Напред! Напред! На бой!
Роты орловцев и брянцев, болгарские дружинники опрокинули турецкий табор. Столетов видел, как после взрыва фугаса дрогнули и побежали задние таборы. А отсечённый табор смяли и погнали солдаты и ополченцы.
— Велите играть отбой, — сказал Столетов.
Перед самым рассветом Александру Второму привиделась длинная анфилада комнат, и он, император, переходит, из залы в залу. Кто-то невидимый мгновенно распахивает перед ним белые, с позолотой, двустворчатые двери.
Александр никак не поймёт, где он. И не Зимний дворец, и не Красное Село...
А он идёт и идёт, и уже в последней, крайней зале вдруг появилась Катенька Долгорукова, его, императора, любовь, Александр видит её лицо как в тумане, направляется к ней, но она отдаляется от него. Царь укоризненно смотрит на свою белоснежную красавицу (так называет он её с глазу на глаз), тянет к ней руки, но Катенька, прелестная Катенька молчит, будто не видит его. Царь злится и просыпается.
Долго лежал под впечатлением сна. Первым порывом было под благовидным предлогом вызвать Долгорукову на Балканы, в Главную квартиру, но останавливает мысль, что уже и так достаточно злословят по поводу главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, упросившего свою любовницу, балерину петербургских императорских театров Екатерину Числову приехать на гастроли в Бухарест.
Царь раздражённо подумал о брате, что у того не о военной кампании заботы, а как в Бухарест к пассии выбраться...
И снова мысленно вернулся к Катеньке Долгоруковой. Чем привлекла его, стареющего императора всероссийского, красотой ли, молодостью? Этим летом ей тридцать исполнилось.
На свой вопрос ответа не нашёл.
Вспомнилась первая встреча... Началось с парижского увлечения, а нынче чувствует к ней любовь и привязанность необычную. И пусть брак их морганатический, но Катенька жена ему, жена...
Утро императора в Главной квартире началось как обычно, с осмотра лейб-медиком Боткиным. Он долго щупал царский живот, просил показать язык. Александр спросил с лёгкой иронией:
— Как наш желудочный катар, любезный Сергей Петрович?
— Катар требует режима, ваше величество, — хмурясь, ответил грузный Боткин.
— Вы чем-то недовольны?
— Ваше величество, — Боткин близоруко прищурился, — необходимо принять надлежащие меры к санитарной службе. Раненых и больных многие тысячи, а лечение и уход, как Вам сказать мягче, оставляют желать лучшего.
Александр Второй недовольно отвернулся, постучал ногтем по столу, на который камердинер уже поставил кофейник и сливки. Помолчав, сказал раздражённо:
— Почему-то у всех превратное представление о моей персоне, будто я ничего не вижу и ничего не знаю. — Посмотрел на Боткина. — Я, уважаемый Сергей Петрович, посетил госпиталь в Беле и считаю: в военных условиях трудно достичь лучшего. Так пусть же санитарная часть остаётся заботой князя Голицына, а вам достаточно и моего здоровья.
Необходимость взятия Плевны теперь понимали все, от офицера до главнокомандующего. Первое спокойствие в штабе Дунайской армии сменилось тревогой и озабоченностью.
Плевна явилась причиной ухода отряда Гурко из Забалканья. Плевна приковала бригады и дивизии, какие должны были вслед за Передовым отрядом перейти Шипку и двигаться на Адрианополь. Плевна перечеркнула данный план. Более того, Осман-паша, Сулейман и Махмет-Али-паша в случае соединения отрезали бы Балканский отряд от Главных сил, отбросив русскую армию за Дунай.
Плевна грозно нависла над правым флангом российской армии.
К Плевне выехали главнокомандующий со штабом и военный министр. Провели, рекогносцировку.
Великий князь Николай Николаевич доносил государю в. Главную квартиру, что, если Осман-паша выйдет из укреплений, он тут же будет разбит и город взят, ибо сил для этого у армии, осадившей Плевну, достаточно.
Возвратившись в Главную императорскую квартиру, Милютин и Горчаков имели беседу с Александром. Разговор местами носил резкий характер, однако император проявил терпимость.