Под страхом смерти

Вошел Баг. В горле Юбера что-то сжалось. Приятно в такой момент встретиться со старым другом. От него не ускользнуло волнение Бага: он знал, как изменила болезнь его внешность. В глазах Бага стояли слезы, но он улыбался.

– Готовься, старина, сейчас тебе сделают один укольчик...

– Но я не собака, – сказал Юбер. – Если они складывают оружие, то я своего не сложу. Я ухожу отсюда, и эта неделя моя. Я устрою нечто такое, что еще никто не видывал!

Баг перебил его:

– Они нашли.

– Что? Они нашли? Естественно... В сущности, я никогда в этом не сомневался. Никогда...

– Лаборатория прислала ответ. В твое тело вживили радиоактивные частицы замедленного действия. От них ты и загибаешься...

Юбер широко открыл глаза.

– И я от них загнусь! – поправил он.

Баг покачал головой:

– Нет, это скоро пройдет. Через пять минут тебе сделают инъекцию нитрата циркония... Это новый препарат, в пятьдесят раз ускоряющий вывод из человеческого организма радиоактивных элементов. Через несколько дней ты освободишься от них, а через несколько месяцев ты совершенно об этом забудешь...

– Дай Бог! – прошептал Юбер. – Как ты сказал? Нитрат циркония?

– Да, – подтвердил Баг.

– Прекрасно, – сказал Юбер, – я попал в переделку благодаря бориду циркония и естественно, что цирконий вытащит меня из нее.

Баг продолжал:

– Я беседовал со Смитом: он считает, что тебе надо будет уйти в отставку. Он опасается за твою нервную систему.

– Дурак! – воскликнул Юбер.

Баг невозмутимо добавил:

– Кроме того, он поддерживает твою идею о пластической операции и, если ты не против, то получишь новые отпечатки пальцев...

Юбер улыбнулся.

– А что Менцель? – спросил он.

Баг понизил голос:

– В добром здравии, но навсегда возненавидел гемоглобин...

* * *

Смит протер свои очки и продолжил чтение рапорта, составленного Юбером:

"После того как мне заявили, что я должен убрать настоящего Менцеля, во время беседы с Данченко, я понял, что нахожусь в Москве, а не в Турфане, как предполагал. Я заглянул в лежащий на столе календарь: 25 сентября, четверг. Я справился у Данченко, и он подтвердил, что меня арестовали 25 сентября, в четверг, в подземных лабораториях в Турфане, в два часа сорок минут ночи. Около трех часов мне сделали укол, и я погрузился в сон. Проснулся я уже в Москве, то есть за четыре тысячи пятьсот километров, в четыре часа ночи, 25 сентября, то есть через час. На самом деле – через пять часов, принимая в расчет разницу во времени.

Таким образом, с того момента, как мне сделали укол в Турфане, и до моего появления в Москве прошло пять часов. Если отбросить время, затраченное на посадку, высадку, доставку в Комитет безопасности, то мы пролетели четыре с половиной тысячи километров за два часа тридцать минут, если не меньше.

Покрыть такое расстояние за столь короткое время можно только в летающей тарелке, из чего я делаю вывод, что я, к сожалению, сам того не ведая, совершил путешествие на этом аппарате..."

Смита прервал звонок. Это был Ховард, у которого была срочная информация. Смит предложил ему подняться на своем персональном лифте. Ховард поприветствовал шефа и устроился в привычном кресле.

– Юбер спасен, – сообщил он. – Врачи уже сделали ему инъекцию противоядия. Через месяц он встанет на ноги.

Смит провел руками по усталому лицу, чтобы скрыть охватившее от такой приятной новости волнение. Ховард продолжал дрогнувшим голосом, избегая смотреть на шефа:

– Менцель и его жена прибыли по назначению. Все идет согласно вашему плану и без малейшего инцидента. Он возобновит свои исследования в уединенном месте...

Он прокашлялся, чтобы прочистить глотку:

– Газетчики были великолепны. У наших коллег за океаном появится интересное чтиво. Арнольд Клоуз, присутствовавший на спектакле, передал им подробный отчет, который должен их убедить полностью.

– Продолжайте наблюдение за Клоузом. Через некоторое время переведите его на должность, где он не сможет навредить. Через полгода, но не раньше, мы поймаем его за руку и повесим... А в антракте попытаемся, может быть, еще использовать его... Это все. Я заканчиваю чтение рапорта Юбера. Он никогда не простит себе, что проспал свое первое путешествие в тарелке...