Родик в этот момент уже бежал к дереву, крича и желая предостеречь, но кого?
С хрустом сомкнулись огромные лепестки, сжимая человеческие тела, раздавливая кости и плоть. И тут же разжались, бросая то, что только что было живыми телами, на землю.
Родик споткнулся об одну из тачек и упал. Какое-то время он лежал, плача и колотя кулаками по земле, но изменения, произошедшие вокруг него, моментально привели его в сознание.
А потом и вовсе заставили вскочить на ноги и бежать в единственную свободную пока еще сторону – в сторону замка.
Здесь он и укрылся от опасности – забежав в чернеющий проем в стене внутрь и затаившись.
Потому что к ярко светившему невыключенными фарами грузовику со всех сторон собирались светящиеся зеленым фосфорным светом мертвецы.
Они выходили из домов, ковыляя, заваливаясь то и дело то вправо, то влево, шли к площади и брались за работу.
4
Родик, придя в себя и осмелев, подкрался к дверному проему и залег за выбитым и выщербленным каменным порогом, наблюдая за происходящим внизу.
Луна светила по-прежнему ярко, хотя и начала уже клониться к горизонту. Утро здесь, в предгорьях, наступало в это время года рано и как-то внезапно, сразу.
Но пока до утра было еще далеко.
И при свете ночного светила было отчетливо видно все, что происходило внизу, на площади перед дубом. Кроме того, все рассмотреть очень помогал свет фар автомобиля, по-прежнему ярко освещающих дуб и дающий отраженный от воды и кроны дерева рассеянный свет.
Родик видел, как мертвецы, приседая на подламывающихся ногах, с трудом загружали в тележки тела солдат. По одному на тачку. И затем, ухватив тележки за ручки, (а точнее, учитывая способ транспортировки – за оглобли), они, вытянувшись в цепочку, потащили скрипящие колесами тягловые агрегаты по дорожке вверх по склону холма, к замку.
Давалось это им с огромным трудом. Но они, как могли, помогали друг другу. Один «впрягался» спереди и тянул тележку, таща ее за ручки, а второй помогал ему, подталкивая сзади.
Влекомые таким тандемом, каждая тележка-тачка начала свой путь наверх.
При этом скрип ржавых колес разносился далеко окрест, а вот тягловая сила молчала: не издавали ни звука покойники – ни стонов, ни кряхтенья, ни сопенья… Словно это были механизмы, а не пусть и мертвые, но люди. И этот контраст между пронзительным звуком скрипяще двигающихся тележек и абсолютной ночной тишиной вокруг создавали столь устрашающий контраст, что Родик сжался в комок и невольно бросил взгляд в сторону пригорка, где все это время приветливо мерцающее пламя костра ночевья разведчиков теперь то и дело затенялось и заслонялось неясными силуэтами. В лагере советских солдат, судя по всему, также слышали все: и шум двигателя въеззавшего в деревню «студебеккера» и теперешний пронзительный звук несмазанных колес. И теперь «играли тревогу».
Родик Востоков, пусть и юный, но разведчик, не потерял способности рассуждать здраво. И он понимал, что пройдет какое-то время, пока капитан Дороганов захочет проверить – на месте ли невидимый барьер.
И вот тогда разведчики осторожно двинутся вниз по дороге к деревне. И хорошо бы их к этому времени предупредить обо всем, что происходит здесь по ночам.
Но это с одной стороны. А вот с другой – Родиком, не смотря на страх, овладело любопытство. Он почему-то совершенно не боялся всех этих мертвецов – вот дуб, например, был гораздо опаснее. А что могли ему сделать с трудом передвигающиеся покойники, пусть и страшные на вид своими полуразложившимися, кишащими могильной червью телами?
Ему, умеющему бегать так, как бегают все тренированные мальчишки его возраста?
И он решил досмотреть все до конца.
Тем временем кортеж тележек поравнялся с темным проемом, за порогом которого притаился Родик.
Одна за другой тележки проползали мимо. Тягловая работа давалась покойникам с большим трудом: Родин видел, как толкающий сзади одну из тележек мертвец упал – у него подломилась нога.
Караван не остановился: двигающаяся следом тележка переехала упавшее тело, и оно, беззвучно лопнув, вдруг исчезло.
Родик кулаком протер глаза. Ничего подобного, тело действительно исчезло. Не оставив после себя ничего – ни червей, ни кусков плоти, ни даже следов фосфора на земле и траве.
Это настолько поразило мальчика, что он потерял осторожность, встал на ноги и на цыпочках тихонько пошел следом за последней тележкой.
Тем временем происходило следующее. Тележки подкатывали к яме, из которой по-прежнему несло гнилостным духом, и объезжали ее, по пути сбрасывая в темную огромную дыру свою поклажу.
Когда был опорожнен короб последней тележки, мертвецы, побросав тачки, окружили яму, из которой вдруг стали раздаваться странные звуки. Это было похоже на сопенье, хрипенье, а потом снизу явственно донеслось чавканье.
Что-то там, в глубине ямы, к у ш а л о.
И вдруг звуки прервались, земля задрожала, и из ямы высунулась и впились в ее край острыми кривыми когтями громадная лапа.
Если это и была кисть руки человека, то трудно было представить его размеры: каждый палец был толщиной с руку Родика, а ногти-когти – длиной чуть ли не в полметра.