Закончив подведение итогов, Агейченков отпустил офицеров и только Даймагулова с Вощаниным попросил задержаться. Разговор есть, предупредил он, искоса мазнув своих замов синевой прищуренных глаз, что означало: речь пойдет о чисто конфиденциальном. Так оно и вышло.
Николай Иванович знаком попросил их присесть поближе, сам опустился верхом на стул — это была одна из его излюбленных поз. И, дождавшись, пока все офицеры вышли из палатки, приглушенно сказал:
— Вот что, други мои. Вы тут старожилы, с азов создания чечено-ингушской границы, можно сказать, здесь колотитесь. Да и опыта вам не занимать. Помогите разгадать одну шараду. Никак не могу взять в толк, как она возникла. Может, вы более догадливы?
Предисловие не обещало ничего хорошего. Даймагулов знал, что командир — мужик самостоятельный и в подсказке нуждается крайне редко. Он самолюбив и обычно принимает решение без чьей-либо помощи, лишь иногда обговаривая со своими штабниками предварительные условия. Просьба его была необычной.
Агейченков сделал довольно длительную паузу, и нетерпеливый Вощагин, поерзав, не выдержал и спросил:
— В чем, собственно, дело, Николай Иванович? Не темни.
Голос у него был густой, хрипловатый. Видно, простыл немного, лазая по заснеженным высокогорным заставам. Его редко можно было застать в отряде. Он и сегодня только утром вернулся из первой комендатуры, имевшей непосредственную связь с грузинскими пограничниками. Начальник разведки частенько с ними контачил. Простуда была легкой — Борис Сергеевич, хотя с виду и был хлипковат, неширок в плечах и не имел ни бугристых накачанных мускулов, ни борцовской шеи, отличался отменным здоровьем. Даймагулов знал, что Вощагин — самбист высокого класса, не раз побеждавший на региональных соревнованиях и занимавший призовые места в своей наилегчайшей категории. На его невозмутимом, остроносом лице ничего нельзя было прочесть: словно маску надели, и выражение поэтому не меняется, даже если выстрелить над ухом. Глаза, зеленые, как у кошки, тоже были непроницаемыми, прятались за нависшими над ними тяжелыми надбровными дугами, и трудно было разгадать, спокойные они или взволнованные.
— Покрепче держись за стул, Борис Сергеевич, — бросил Агейченков разведчику.
Но Вощагина трудно было чем-либо ошарашить.
— А что, такая уж замысловатая шарада? — насмешливо спросил он.
— Представь себе, да… Как ты, начальник разведки, объяснишь мне появление в тылу нашего отряда огромного количества долларов, в большинстве своем фальшивых? В Чечне их никак не могли сработать. Слишком высоко качество. Явно заграничное производство.
— Из каких источников сведения получены?
— Сорока на хвосте принесла.
— Понятно, откуда прилетела белобока. Вчера у нас был, насколько мне известно, Роман Трофимович Улагай.
— А разве для тебя, Борис Сергеевич, что-нибудь бывает секретом? — подал ехидную реплику Даймагулов.
— На том стоим, — не без самодовольства отозвался разведчик.
— В каждую дырку нос суем, хочешь сказать, — снова не удержался инженер.
— Хватит вам… — с улыбкой прервал командир их шутливую перебранку. — Обнюхайтесь, свои же.
Все рассмеялись.
— Значит, данные точные, — задумчиво протянул Вощагин. — Полковник Улагай никогда не оперирует непроверенными фактами.
— Вот и я так полагаю, — назидательно сказал Агейченков. — Прошла валюта… и взрывчатка, кстати, тоже. И все — через расположение нашего отряда — из Грузии. Сделаны-то они наверняка подальше.
— По воздуху перелетели, — криво усмехнулся Даймагулов, — как черные орлы. Может, боевых птиц приручили?
— А ты зубы-то не скаль, Николай Николаевич! — оборвал его Агейченков, — Отлично знаешь, что доставлена «зелень» по твердой земле. И это уже твоя епархия, дорогой инженер.
— Но тут же сотни ущелий, ущельиц и троп, — сердито возразил Даймагулов.
— И все же мы должны нащупать их маршрут! — нахмурился Агейченков. — Он должен быть не так мелок, как можно предполагать. Ведь речь идет о миллионах банкнот и сотнях килограммов взрывчатки. Канал доставки должен быть для боевиков надежный.
— В этих чертовых горах действительно столько тайных троп… — сморщившись, пробормотал Вощагин.
— А вот инженер, помнится, говорил, что все основные пути перекрыты, — заметил командир. — Не так ли, Николай Николаевич?
Спорить было бесполезно. Факты — вещь упрямая и практически бесспорная, особенно, если они получены от таких людей, как Улагай. Даймагулов не ответил и задумался. Неужели эти проклятые чеченцы нашли-таки надежный канал транспортировки злополучной контрабанды? Но где он? Как его отыскать?
Ответов на эти вопросы не было.
Все замолчали, хорошо понимая, что дальнейший спор и обсуждение, если не высказано ни одной дельной мысли, бесполезны.