Под сводами высокой лжи

– Приду…

– Тогда я принесу завтра книгу, чтобы вы автограф оставили. Можно?

– Можно. – Я был щедр, потому что меня охватило спокойствие. Здесь, возле Тани, я чувствовал себя на своём месте. Я мог быть полезным ей. Повернувшись к медсестре, я спросил: – Послушайте, а нельзя ли мне каким-нибудь образом тут устроиться?

– То есть?

– Ну, койку рядышком поставить… Или в коридоре?

– Вы хотите сами ухаживать за ней? – девушка кивнула на Татьяну.

– Да. Сегодня мне нужно обязательно на работе показаться… Я сюда прямо с самолёта. А завтра я бы с утра пораньше пришёл…

– Вам надо к завотделением. Я же ничего не решаю…

Пришлось долго уговаривать врачей, затем состоялся мучительный разговор в Центре с начальником отдела.

– Вениамин Петрович, – сказал я под конец, – сейчас из меня работник никудышный. Все мои мысли не на службе, а в больнице. Знаю, что не должен так говорить, но поймите правильно, у каждого человека есть личная жизнь. В настоящее время мне важнее жена, важнее всего остального.

Шеф угрюмо постучал карандашом о поверхность стола.

– Что ж, я согласен дать вам отпуск за свой счёт на неделю.

– Минимум на две! А потом я ещё возьму, если понадобится.

– Юрий Николаевич, вы же не врач. Вы не можете реально помочь жене ничем. Что даст ей ваше присутствие?

– Может, ей оно не даст ничего, но мне даст очень многое. Врачи не только ничего не гарантируют, они вообще внятно не говорят… Знаете, если Татьяна вдруг умрёт, я бы хотел находиться рядом, а не в Барселоне.

– Даже если ваше присутствие в Испании будет необходимо?

– Даже… Пусть это и звучит не патриотично.

– Что ж… Мы оба выразились предельно ясно, – шеф замолчал и некоторое время смотрел мне в глаза. – Мне импонирует ваша прямота. Лучше так, чем изображать послушного работника, а втихомолку делать по-своему… Не знаю, как бы я повёл себя в такой ситуации.

– Лучше, если такой ситуации ни у кого не будет. Больница – не самое удачное место для проверки собственных чувств.

– Ладно, ступайте. Я найду, кому пока перепоручить некоторые ваши дела. Занимайтесь женой, выхаживайте её, поднимайте на ноги. Мне нужен сотрудник, у которого дома всё в порядке… Знаете, люди, не способные думать о своих близких, не способны думать и о своей стране. В сущности, мы ведь работаем ради наших семей и друзей. Это и есть наша родина. Всё остальное – пустые слова. Странно, что раньше эта очевидная мысль не приходила мне в голову…

– Мне оформить заявление на отпуск?

– Не нужно. В случае чего я дозвонюсь вам. Надеюсь, пару часов в неделю вы сможете уделить интересам работы?

– Разумеется, Вениамин Петрович… Спасибо. Я очень признателен вам…

Я не думал о том, что ждало меня впереди, не размышлял об этом. Карьера в разведке могла закончиться крахом, и литература могла превратиться в ничто. Планов на будущее у меня не было. Будущее в том смысле, как его обычно представляют, перестало существовать. Осталось настоящее, сиюминутное, мгновенное. Осталось моё присутствие возле любимой женщины, всё другое ушло в небытие, исчезло, распалось.

Впервые всё моё существо оказалось перед пропастью безвременья. Было такое ощущение, будто жизнь до моего появления в этой больничной палате принадлежала не мне, а кому-то другому. Кто-то утверждался, пробивался, доказывал себе и другим свою значимость, весомость, состоятельность. И это был не я. У меня не было прошлого. У меня было только бесконечное настоящее, секунды вытянулись в вечность, растащили пространство на части и выстроили вокруг меня невидимый постороннему глазу кокон. Кокон, где отсутствовали время, чувство, мысли. Кокон, где я был с Таней как единое целое и вместе с тем мы были с ней двумя самостоятельными сущностями, исполнявшими таинственный ритуал познания самих себя через соприкосновение с безжизненностью…

Таня узнала меня лишь через несколько дней. До этого она воспринимала мои руки и голос так же, как постоянно воткнутую под кожу иглу от капельницы – безлично. Я был частью больничной палаты, одной из её обязательных деталей. Всё моё существо стремилось к одному – превратиться в некую силу, способную проникнуть в Таню и вернуть её к жизни. Моя голова была чиста, освобождена от рассуждений, ничто не заботило меня, не интересовало, кроме Татьяны. И вот она наконец посмотрела на меня осознанным взглядом. Перелом наступил.

– Где я? – был её первый вопрос.

– В больнице.

– Почему?

– Захворала немного.

– А ты что делаешь тут?

– За компанию устроился сюда, – прошептал я ей на ухо.

– Понятно…

На самом деле она не поняла до конца, как оказалась в палате, и не отреагировала на мою шутку. Чёрные глаза её перебегали с предмета на предмет, ощупывали стены, шарили по потолку.

– Больница, – проговорила она. – Надо же! Я ведь никогда не болела.

– Тогда ты многое упустила в жизни, но не самое интересное.

– Да?

– Теперь навёрстываешь, – я погладил её по голове. – Ты не хочешь покушать?

– Нет…

По её лицу было понятно, что она мучительно пытается вспомнить события последних двух недель, но ей это не удается.